по количеству или степени, отъ выбора между болѣе отдаленнымъ и болѣе близкимъ. Не есть ли это тоже какое-то "измѣреніе*, заключающееся въ разсматриваніи или излишка, или недостачи, или равенства радости но отношенію къ печали? Конечно, есть. А разъ это — измѣреніе, то, значитъ, — и знаніе и наука“.
— И*съ этимъ люди согласятся — говоритъ Протагоръ.
"Какая это въ частности наука — говорю я — и какое знаніе, мы разсмотримъ въ другой разъ. Теперь, во всякомъ случаѣ, мы убѣждены, что это есть знаніе, и этого убѣжденія совершенно достаточно для отвѣта, требуемаго вами отъ насъ съ Протагоромъ на вашъ вопросъ. А вопросъ, если помните, былъ такой: Когда мы съ Протагоромъ признали, что нѣтъ ничего могущественнѣе знанія, и что именно знаніе, гдѣ бы оно ни появлялось, забираетъ власть и надъ радостью и всѣмъ прочимъ, то вы возразили, что радость часто бываетъ сильнѣе самого знанія. А когда мы не соглашались съ вами, то вы и поставили вопросъ: Протагоръ и Сократъ! Если въ насъ нѣтъ такого состоянія, что мы "поддаемся радости*, то что это собственно происходитъ съ нами? — скажите намъ! И если бы мы тогда сейчасъ отвѣтили, что правильное названіе этому вашему состоянію есть "невѣжество", то вы бы посмѣялись надъ нами. А теперь, если посмѣетесь надъ нами, то посмѣетесь сами надъ собою; — посмѣетесь потому, что вы же сами согласились, что ошибки въ выборѣ радостнаго и печальнаго (оно же — хорошее и дурное) происходятъ отъ недостатка знанія; — и не просто — знанія: вы пошли еще дальше и сказали, — отъ не — достатка измѣренія; а ошибаться вслѣдствіе недостатка познаній, сами согласитесь, называется ошибаться по невѣжеству. Вотъ оно, настоящее названіе вашего "поддаваться радости", — невѣжество, и притомъ величайшее! Отъ этого невѣжества и излѣчиваютъ, какъ они сами о томъ объявляютъ, Протагоръ, Иродикъ и Иппій. А вы, думая, что это что нибудь другое, а не невѣжество, ни сани не идете, ни дѣтей не посылаете къ исправителямъ этого, вотъ къ этимъ софистамъ, какъ будто это вовсе
по количеству или степени, от выбора между более отдаленным и более близким. Не есть ли это тоже какое-то "измерение*, заключающееся в рассматривании или излишка, или недостачи, или равенства радости но отношению к печали? Конечно, есть. А раз это — измерение, то, значит, — и знание и наука“.
— И*с этим люди согласятся — говорит Протагор.
"Какая это в частности наука — говорю я — и какое знание, мы рассмотрим в другой раз. Теперь, во всяком случае, мы убеждены, что это есть знание, и этого убеждения совершенно достаточно для ответа, требуемого вами от нас с Протагором на ваш вопрос. А вопрос, если помните, был такой: Когда мы с Протагором признали, что нет ничего могущественнее знания, и что именно знание, где бы оно ни появлялось, забирает власть и над радостью и всем прочим, то вы возразили, что радость часто бывает сильнее самого знания. А когда мы не соглашались с вами, то вы и поставили вопрос: Протагор и Сократ! Если в нас нет такого состояния, что мы "поддаемся радости*, то что это собственно происходит с нами? — скажите нам! И если бы мы тогда сейчас ответили, что правильное название этому вашему состоянию есть "невежество", то вы бы посмеялись над нами. А теперь, если посмеетесь над нами, то посмеетесь сами над собою; — посмеетесь потому, что вы же сами согласились, что ошибки в выборе радостного и печального (оно же — хорошее и дурное) происходят от недостатка знания; — и не просто — знания: вы пошли еще дальше и сказали, — от не — достатка измерения; а ошибаться вследствие недостатка познаний, сами согласитесь, называется ошибаться по невежеству. Вот оно, настоящее название вашего "поддаваться радости", — невежество, и притом величайшее! От этого невежества и излечивают, как они сами о том объявляют, Протагор, Иродик и Иппий. А вы, думая, что это что-нибудь другое, а не невежество, ни сани не идете, ни детей не посылаете к исправителям этого, вот к этим софистам, как будто это вовсе
