мелкихъ людей поражены страхомъ — низвергаются тысячи ливней. Но когда ты появляешься въ своей кротости, тебѣ сопутствуетъ утренній вѣтерокъ, солнце улыбается въ своихъ голубыхъ поляхъ, сѣдой потокъ вьется въ долинѣ, верхушки кустовъ раскачиваются при вѣтрѣ, олени бѣгутъ въ пустыню.
Но въ верескѣ слышится шепотъ, бурный вѣтеръ затихаетъ. Я слышу голосъ Фингала, давно онъ чуждъ моему уху. «Приди, Оссіанъ, приди», говоритъ онъ. Фингалъ уже получилъ свою славу: мы миновали, какъ мимолетное пламя, наша смерть была славна. Хотя долины нашихъ битвъ мрачны и безмолвны, наша слава запечатлѣна на четырехъ сѣрыхъ камняхъ. Голосъ Оссіана былъ слышенъ, арфа звучала въ Сельмѣ. Приди, Оссіанъ, приди, говоритъ онъ, «приди носиться въ облакахъ съ твоими предками». Я иду, я иду, король людей. Жизнь Оссіана кончается, я исчезаю на Конѣ, не будеть видно моихъ слѣдовъ въ Сельмѣ. За камнемъ Моры я засву. Вѣтеръ, свистящій въ моихъ сѣдыхъ волосахъ, не разбудитъ меня. Удались на своихъ крыльяхъ, о вѣтеръ, ты не можешь нарушить покоя барда. Ночь длинна, глаза его отяжелѣли. Удались, ревущій вѣтеръ[1]!
Зачѣмъ-же печаленъ ты, сынъ Фингала? Зачѣмъ же отуманилась твоя душа? Умерли вожди былыхъ временъ, они ушли въ славѣ, такъ-же минуютъ и сывы будущихъ лѣтъ, и явится другое племя. Народы, какъ волны океана, вакъ листья лѣсистаго Морвена: они смѣняются въ ревущемъ вѣтрѣ, в другіе листья поднимаютъ къ небу свои зеленыя головки.
Долговѣчна-ли была твоя красота, Рино? Устояла ли мощь рожденнаго на колесницѣ Оскара? Самъ Фингалъ сошелъ въ могилу, жилище его отцовъ забыло его шаги: такъ устоишь-ли ты, старый бардъ, когда могучіе пали? Но моя слава останется и выростетъ, какъ дубъ Морвена, подставляющій бурѣ свою широкую вершину и радующійся въ порывахъ вѣтра.
- ↑ Пѣснь Мильваны, перенесенная на Оссіана.
мелких людей поражены страхом — низвергаются тысячи ливней. Но когда ты появляешься в своей кротости, тебе сопутствует утренний ветерок, солнце улыбается в своих голубых полях, седой поток вьется в долине, верхушки кустов раскачиваются при ветре, олени бегут в пустыню.
Но в вереске слышится шепот, бурный ветер затихает. Я слышу голос Фингала, давно он чужд моему уху. «Приди, Оссиан, приди», говорит он. Фингал уже получил свою славу: мы миновали, как мимолетное пламя, наша смерть была славна. Хотя долины наших битв мрачны и безмолвны, наша слава запечатлена на четырех серых камнях. Голос Оссиана был слышен, арфа звучала в Сельме. Приди, Оссиан, приди, говорит он, «приди носиться в облаках с твоими предками». Я иду, я иду, король людей. Жизнь Оссиана кончается, я исчезаю на Коне, не будеть видно моих следов в Сельме. За камнем Моры я засву. Ветер, свистящий в моих седых волосах, не разбудит меня. Удались на своих крыльях, о ветер, ты не можешь нарушить покоя барда. Ночь длинна, глаза его отяжелели. Удались, ревущий ветер[1]!
Зачем-же печален ты, сын Фингала? Зачем же отуманилась твоя душа? Умерли вожди былых времен, они ушли в славе, так-же минуют и сывы будущих лет, и явится другое племя. Народы, как волны океана, вак листья лесистого Морвена: они сменяются в ревущем ветре, в другие листья поднимают к небу свои зеленые головки.
Долговечна ли была твоя красота, Рино? Устояла ли мощь рожденного на колеснице Оскара? Сам Фингал сошел в могилу, жилище его отцов забыло его шаги: так устоишь ли ты, старый бард, когда могучие пали? Но моя слава останется и выростет, как дуб Морвена, подставляющий буре свою широкую вершину и радующийся в порывах ветра.
- ↑ Песнь Мильваны, перенесенная на Оссиана.
