миръ и счастье, раскроетъ свои блага. Но зато довольствуйся, труженикъ, этою побѣдою, «быть не мысли божествомъ», даже когда, въ минуты отдохновенія, ты подымаешь свое «потное» чело къ небу, къ вѣчности, вдохновенію, истинѣ и красотѣ. И тутъ не долженъ ты бояться «горькаго сравненья», подсказаннаго тебѣ твоими «невольничьими тревогами», и тутъ долженъ ты различать добро и зло, какъ сынъ земли, понимая даже небесное лишь въ предѣлахъ этихъ моральныхъ категорій. Едва ли нужно дѣлать окончательный выводъ, ясно вытекающій изъ этого грандіознаго по глубинѣ замысла и совершенству выполненія стихотворенія: добро и зло — для человѣка, красота — для художника. Пусть красота порока и зла, чуемаго художникомъ, не затемнятъ въ человѣкѣ отвращенія отъ зла и порока, и пускай узкія требованія «невольничьей» морали не стѣсняютъ вольныхъ воззрѣній творческаго духа. Оба міра равноправны; потому въ обоихъ царствахъ съ различными законами должно умѣть оставаться свободнымъ.
VII.
Изъ изложеннаго, повидимому, ясны основныя черты поэтическаго міросозерцанія Фета: его отношеніе къ людямъ, отношеніе къ міру и его нравственныя воззрѣнія. Художникъ, жрецъ прекраснаго, неколебимо вѣрный своему призванію, не соблазняющійся никакою славою, хотя пламенно ея желающій, онъ съ удивительной уравновѣшенностью умѣетъ сознавать грани житейскихъ заботъ и поэтическихъ настроеній. Въ немъ человѣкъ никогда не пора-
