Цѣлый заставила день меня промечтать ты сегодня:
Только забудусь, — опять ты предо мною въ саду.
Если очнусь, застаю у себя на устахъ я улыбку;
Вновь позабудусь — и вновь листья въ глазахъ да цвѣты
5 И у суровой коры наклоненнаго стараго клёна.
Милая дѣва-дитя, въ бѣломъ ты чинно сидишь.
Да, ты ребенокъ еще; но сколько любви благодатной
Свѣтитъ въ лазурныхъ очахъ мальчику злому во слѣдъ!
Златоволосый, какъ ты, на твоихъ онъ играетъ колѣняхъ,
10 Въ вожжи твой поясъ цвѣтной силясь (шалунъ!) обратить:
Крѣпко сжимая концы ленты одною ручонкой,
Вѣткой левкоя тебя хочетъ ударить другой.
Полно, шалунъ! Ты сронилъ діадиму съ румяной головки;
Толстою прядью, скользя, вся развернулась коса.
15 Цвѣтъ изумительный: точно опала и бронзы сліянье,
Иль назрѣвающей ржи колосъ слегка-золотой.
О, Афродита! Не твой ли здѣсь шутитъ кудрявый упрямецъ?
Долго недаромъ вокругъ бѣлый порхалъ мотылекъ:
Мнѣ еще памятенъ образъ Амура и нѣжной Психеи!..
20 Душу мою ты въ свой міръ свѣтлый опять унесла.
Целый заставила день меня промечтать ты сегодня:
Только забудусь, — опять ты предо мною в саду.
Если очнусь, застаю у себя на устах я улыбку;
Вновь позабудусь — и вновь листья в глазах да цветы
5 И у суровой коры наклоненнаго старого клёна.
Милая дева-дитя, в белом ты чинно сидишь.
Да, ты ребенок еще; но сколько любви благодатной
Светит в лазурных очах мальчику злому во след!
Златоволосый, как ты, на твоих он играет коленях,
10 В вожжи твой пояс цветной силясь (шалун!) обратить:
Крепко сжимая концы ленты одною ручонкой,
Веткой левкоя тебя хочет ударить другой.
Полно, шалун! Ты сронил диадиму с румяной головки;
Толстою прядью, скользя, вся развернулась коса.
15 Цвет изумительный: точно опала и бронзы слиянье,
Иль назревающей ржи колос слегка-золотой.
О, Афродита! Не твой ли здесь шутит кудрявый упрямец?
Долго недаром вокруг белый порхал мотылек:
Мне еще памятен образ Амура и нежной Психеи!..
20 Душу мою ты в свой мир светлый опять унесла.
