У звучнаго ключа какъ сладокъ первый сонъ!
Какъ спящій при лунѣ хорошъ Эндиміонъ!
Герои только такъ покоятся и дѣти…
Надъ чудной головой висятъ рожокъ и сѣти;
5 Откинутый колчанъ лежитъ на сторонѣ;
Собаки вѣрныя встревожены, — онѣ
Не видятъ смертнаго, и чуютъ приближенье…
Ты ль, непорочная, познала вожделѣнье?
Счастливецъ! Ты его узрѣла съ высоты
10 И небо для него должна покинуть ты.
Дѣвическую грудь невольный жаръ объемлетъ…
Діана, берегись! Старикъ Сатиръ не дремлетъ!..
Я слышу стукъ копытъ… Рога прикрывъ вѣнцомъ,
Вотъ онъ, любовникъ нимфъ, съ пылающимъ лицомъ,
15 Обезображеннымъ порывомъ страсти звѣрской,
Ужъ стана нѣжнаго рукой коснулся дерзкой…
О, какъ вздрогнула ты, какъ обернулась вдругъ!
Въ лицѣ божественномъ и гордость, и испугъ…
А баловень Эротъ, доволенъ шуткой новой,
20 Готовъ на кулакѣ прохлопнуть листъ кленовый.
У звучного ключа как сладок первый сон!
Как спящий при луне хорош Эндимион!
Герои только так покоятся и дети…
Над чудной головой висят рожок и сети;
5 Откинутый колчан лежит на стороне;
Собаки верные встревожены, — оне
Не видят смертного, и чуют приближенье…
Ты ль, непорочная, познала вожделенье?
Счастливец! Ты его узрела с высоты
10 И небо для него должна покинуть ты.
Девическую грудь невольный жар объемлет…
Диана, берегись! Старик Сатир не дремлет!..
Я слышу стук копыт… Рога прикрыв венцом,
Вот он, любовник нимф, с пылающим лицом,
15 Обезображенным порывом страсти зверской,
Уж стана нежного рукой коснулся дерзкой…
О, как вздрогнула ты, как обернулась вдруг!
В лице божественном и гордость, и испуг…
А баловень Эрот, доволен шуткой новой,
20 Готов на кулаке прохлопнуть лист кленовый.
