Среди тебѣ чужихъ зачѣмъ ты здѣсь одинъ?
25 Повѣрь, ни женщина, ни рабъ, ни императоръ
Не пощадятъ того, кто палъ какъ гладіаторъ!
По мнѣнью суетныхъ, безжалостныхъ гулякъ,
Борцомъ потѣшнымъ быть родится дикій Дакъ
И, чуждые для нихъ поддерживая троны,
30 Славяне составлять лишь годны легіоны.
Пускай въ развалинахъ умолкнетъ Колизей, —
Чрезъ длинный рядъ вѣковъ, въ глазахъ иныхъ судей,
Куда бы въ бой его ни бросила судьбина,
Безмолвно умирать — вотъ доля славянина.
35 Когда потомокъ твой, весь въ ранахъ и въ крови,
Къ тому, кого онъ спасъ, могучія свои
Протянетъ руки вновь, прося рукопожатья,
Опять со всѣхъ сторонъ подымутся проклятья
И съ подлымъ хохотомъ гетера закричитъ:
40 «Кончай! Кончай его! — Онъ дышитъ, онъ хрипитъ!..
Довольно сила рукъ, безмолвіе страданій
Невольныхъ вызвали у насъ рукоплесканій! —
Какъ эти варвары умѣютъ умирать! —
Пойдемте, кончено! — Придется долго ждать
45 Борьбы такихъ бойцовъ, иль ярой львиной драки…
Пойдемте! Что̀ смотрѣть, какъ цѣпенѣютъ Даки!»
Среди тебе чужих зачем ты здесь один?
25 Поверь, ни женщина, ни раб, ни император
Не пощадят того, кто пал как гладиатор!
По мненью суетных, безжалостных гуляк,
Борцом потешным быть родится дикий Дак
И, чуждые для них поддерживая троны,
30 Славяне составлять лишь годны легионы.
Пускай в развалинах умолкнет Колизей, —
Чрез длинный ряд веков, в глазах иных судей,
Куда бы в бой его ни бросила судьбина,
Безмолвно умирать — вот доля славянина.
35 Когда потомок твой, весь в ранах и в крови,
К тому, кого он спас, могучия свои
Протянет руки вновь, прося рукопожатья,
Опять со всех сторон подымутся проклятья
И с подлым хохотом гетера закричит:
40 «Кончай! Кончай его! — Он дышит, он хрипит!..
Довольно сила рук, безмолвие страданий
Невольных вызвали у нас рукоплесканий! —
Как эти варвары умеют умирать! —
Пойдемте, кончено! — Придется долго ждать
45 Борьбы таких бойцов, иль ярой львиной драки…
Пойдемте! Что смотреть, как цепенеют Даки!»
