ними чувства и впечатлѣнія. Наконецъ въ третьемъ отдѣлѣ подобраны тѣ піесы, гдѣ природа и сердце человѣческое не сливаются въ унисонную мелодію, но проводятъ ее сквозь цѣлый рядъ двухголосныхъ созвучій.
Но второмъ отдѣлѣ, въ «Мелодіяхъ», удалось воспользоваться только заглавіями «Гаданія», «Къ Офеліи» и «Сонеты»; прочіе отдѣлы образованы вновь. Во главѣ всего поставлены мелодіи, такъ сказать, по преимуществу: наиболѣе типичныя и наиболѣе популярныя и въ то же время никакимъ заглавіемъ неуловимыя піесы. Затѣмъ, послѣ «Гаданій», идетъ отдѣлъ «Грезъ»,—сновъ на яву, видѣній «невозможно-возможнаго, странно-бывалаго», гдѣ передъ читателемъ, по выраженію Ап. Григорьева, «наглядно совершаются грозы», и отдѣлъ «Сновъ», гдѣ поистинѣ
Точно изъ сумрака блѣдныя руки
Призраковъ нѣжныхъ манятъ за собой (II, 98).
Въ неозаглавленномъ пятомъ отдѣлѣ собраны стихотворенія, навѣянныя музыкой и поэтически воплощающія музыкальныя впечатлѣнія любителя. Заглавіе шестого отдѣла «Безсонница» достаточно характеризуетъ собранныя въ немъ мелодіи. Наконецъ, отдѣлы «Къ Офеліи» и «Сонеты», тѣсно связанные между собой и но происхожденію, и по содержанію, и по настроеніямъ (это все отголоски той эпохи, когда
Гамлетъ-Мочаловъ сотрясалъ насъ бурно (II, 451)
и когда Фету съ Григорьевымъ «такъ казались сладки»
Поэты, насъ затронувшіе, всѣ,—
И Лермонтовъ, и Байронъ, и Мюссе (II, 450),
съ примѣсью, конечно, и Гейне), составляютъ переходъ къ
