По бездорожьямъ царственной пустыни,
Изнемогая жаждой, я блуждалъ.
Лежалъ песокъ, за валомъ валъ,
Сіяли небеса, безжалостны и сини…
Межъ небомъ и землей я былъ такъ малъ.
И, встрѣтивъ памятникъ, въ пескахъ забытый,
Повергся я на каменный помостъ.
Палили тѣло пламенныя плиты,
И съ неба падалъ дождь огнистыхъ звѣздъ.
Но въ полумглѣ томительнаго бреда
Нащупалъ надпись я на камняхъ тѣхъ:
— Черты, круги, людскіе лики, грифы —
Я разбиралъ, дрожа, гіероглифы:
„Мнѣ о забвеньи говорятъ, — о, смѣхъ!
Вѣкамъ вѣщаютъ обо мнѣ побѣды!“
И я смѣялся смыслу знаковъ тѣхъ
Въ невѣрной мглѣ томительнаго бреда.
По бездорожьям царственной пустыни,
Изнемогая жаждой, я блуждал.
Лежал песок, за валом вал,
Сияли небеса, безжалостны и сини…
Меж небом и землей я был так мал.
И, встретив памятник, в песках забытый,
Повергся я на каменный помост.
Палили тело пламенные плиты,
И с неба падал дождь огнистых звезд.
Но в полумгле томительного бреда
Нащупал надпись я на камнях тех:
— Черты, круги, людские лики, грифы —
Я разбирал, дрожа, иероглифы:
«Мне о забвеньи говорят, — о, смех!
Векам вещают обо мне победы!»
И я смеялся смыслу знаков тех
В неверной мгле томительного бреда.
