«Безъ трехъ праведныхъ нѣсть граду стоянія».
При мнѣ въ сорокъ восьмой разъ умиралъ одинъ большой русскій писатель. Онъ и теперь живетъ, какъ жилъ послѣ сорока семи своихъ прежнихъ кончинъ, наблюдавшихся другими людьми и при другой обстановкѣ.
При мнѣ онъ лежалъ одннокъ во всю ншрь необъятнаго дивана и прнготовлялся дпгтовать мнѣ свое завѣщаніе, но вмѣсто того началъ бранпться. Я могу безъ застѣнчпвости разсказать, какъ это было іі къ какимъ иовело послѣдствіямъ. Смерть писателю угрожала по впнѣ театрально-лнтературнаго комнтета, который въ эту пору безтрепетною рукою убивалъ его пьесу. Ни въ одной аптекѣ не могло быть никакого лѣкарства протпвъ мучительныхъ болей, прпчнненныхъ этимъ авторскому здоровью. — Душа уязвлена п всѣ кишки попутались въ утробѣ,— говорплъ страдалецъ, глядя на потолокъ гостпничнаго номера, п потомъ, переводя і і х ъ на меня, онъ неожиданно прикрикнулъ: — Что же ты молчшпь, будто чортъ знаетъ чѣмъ ротъ набплъ. Гадость какая у васъ, питерцевъ, на сердцѣ: ннкогда вы человѣку утѣшенія не скажете; хоть сейчасъ на вашнхъ глазахъ испущай духъ. Я былъ первый разъ при кончинѣ этого замѣчательнаго человѣка и, не понявъ его предсмертной истомы, сказалъ ему: — Чѣмъ мнѣ васъ утѣпшть? Скажу развѣ одно, что всѣмъ будетъ чрезвычайно прпскорбно, ес.ш театрально-литератур-
