графинчикъ и рюмку и поставилъ ихъ передъ Кашинцевымъ. Водка была желтоватаго цвѣта, слегка пахла коньякомъ, но, когда докторъ проглотилъ рюмку, ему показалось, что весь его ротъ и гортань наполнились какимъ-то жгучимъ и душистымъ газомъ. Тотчасъ же онъ почувствовалъ въ животѣ холодъ, а потомъ мягкую теплоту и страшный аппетитъ. Рыба оказалась чрезвычайно вкусной и такой пряной, что отъ нея щипало языкъ. «Какъ ее готовятъ?» — мелькнула-было у Кашинцева опасливая мысль, но онъ тутъ же засмѣялся, вспомнивъ одинъ изъ знакомыхъ ему вечернихъ афоризмовъ доктора фонъ-Рюля: «Никогда не надо думать о томъ, что̀ ѣшь и кого любишь».
А Хацкель стоялъ поодаль, заложивъ руки за спину. Точно угадывая, о чемъ думалъ Кашинцевъ, онъ говорилъ съ угодливымъ и ласковымъ видомъ:
— Можетъ, пану кажется, что это приготовлено какъ-нибудь грязно? Псс… никогда въ жизни! Наши еврейскія женщины все дѣлаютъ по святымъ книгамъ, а тамъ ужъ все сказано: и какъ чистить, и какъ рѣзать, и когда мыть руки. А если не такъ — это у насъ считается грѣхъ. Пусть панъ кушаетъ себѣ на здоровье… Этля, принеси еще рыбы!
Изъ-за занавѣски вышла женщина и стала сзади прилавка, кутаясь съ головой въ большой сѣрый платокъ. Когда Кашинцевъ повернулся къ ней лицомъ, ему показалось, что какая-то невидимая сила внезапно толкнула его въ грудь, и чья-то холодная рука сжала его затрепыхавшееся сердце. Онъ никогда не только не видалъ такой сіяющей, гордой, совершенной красоты, но даже не смѣлъ и думать, что она можетъ существовать на свѣтѣ. Прежде, когда ему случалось видѣть прекрасныя женскія головки на картинахъ знаменитыхъ художниковъ, онъ про себя, внутренно, былъ увѣренъ, что такихъ пра-