Пожалуйста, приходите. У васъ хорошій глазъ, и вы мнѣ приносите удачу.
Подошедшій Антоніо дружелюбно похлопалъ Арбузова по плечу.
— Ну какъ дѣла, мой голюбушка? All right! Я держу за васъ пари съ Винченцо на одна бутылка коньякъ. Смотрите же!
По цирку прокатился смѣхъ, и затрещали аплодисменты. Два клоуна съ бѣлыми лицами, вымазанными черной и малиновой краской, выбѣжали съ арены въ коридоръ. Они точно позабыли на своихъ лицахъ широкія, безсмысленныя улыбки, но ихъ груди послѣ утомительныхъ сальто-мортале дышали глубоко и быстро. Ихъ вызвали и заставили еще что-то сдѣлать, потомъ еще разъ, и еще, и только, когда музыка заиграла вальсъ, и публика утихла, они ушли въ уборную, оба потные, какъ-то сразу опустившіеся, разбитые усталостью.
Незанятые въ этотъ вечеръ артисты, во фракахъ и въ панталонахъ съ золотыми лампасами, быстро и ловко опустили съ потолка большую сѣтку, притянувъ ее веревками къ столбамъ. Потомъ они выстроились по обѣ стороны прохода, и кто-то отдернулъ занавѣсъ. Ласково и кокетливо сверкнувъ глазами изъ-подъ тонкихъ смѣлыхъ бровей, Генріетта сбросила свой бурнусъ на руку Арбузову, быстрымъ женскимъ привычнымъ движеніемъ поправила волосы и, взявшись съ мужемъ за руки, граціозно выбѣжала на арену. Слѣдомъ за ними, передавъ бурнусъ конюху, вышелъ и Арбузовъ.
Въ труппѣ всѣ любили смотрѣть на ихъ работу. Въ ней, кромѣ красоты и легкости движеній, изумляло цирковыхъ артистовъ доведенное до невѣроятной точности чувство темпа — особенное, шестое чувство, врядъ ли понятное гдѣ-нибудь, кромѣ балета и цирка, но необходимое при всѣхъ трудныхъ и согласованныхъ дви-