тиски, въ которыхъ этотъ русскій дикарь проявляетъ дѣйствительно чудовищную силу и энергію. Такой системы Реберъ и держался въ первыхъ двухъ состязаніяхъ, изъ которыхъ одно осталось за Арбузовымъ, а другое за нимъ.
Привыкнувъ къ полусвѣту, Арбузовъ явственно различилъ обоихъ атлетовъ. Они были въ сѣрыхъ фуфайкахъ, оставлявшихъ руки голыми, въ широкихъ кожаныхъ поясахъ и въ панталонахъ, прихваченныхъ у щиколотокъ ремнями. Реберъ находился въ одномъ изъ самыхъ трудныхъ и важныхъ для борьбы положеній, которое называется «мостомъ». Лежа на землѣ, лицомъ вверхъ, и касаясь ея затылкомъ съ одной стороны, а пятками — съ другой, круто выгнувъ спину и поддерживая равновѣсіе руками, которыя глубоко ушли въ тырсу[1], онъ изображалъ такимъ образомъ изъ своего тѣла живую упругую арку, между тѣмъ какъ Гарванъ, навалившись сверху на выпяченный животъ и грудь профессора, напрягалъ всѣ силы, чтобы выпрямить эту выгнувшуюся массу мускуловъ, опрокинуть ее, прижать къ землѣ.
Каждый разъ, когда Гарванъ дѣлалъ новый толчокъ, оба борца съ напряженіемъ кряхтѣли и съ усиліемъ, огромными вздохами, переводили дыханіе. Большіе, тяжелые, со страшными выпучившимися мускулами голыхъ рукъ и точно застывшіе на полу арены въ причудливыхъ позахъ, они напоминали при невѣрномъ полусвѣтѣ, разлитомъ въ пустомъ циркѣ, двухъ чудовищныхъ краббовъ, оплетшихъ другъ друга клешнями.
Такъ какъ между атлетами существуетъ своеобразная этика, въ силу которой считается предосудительнымъ глядѣть на упражненія своего противника, то Арбузовъ,- ↑ Смѣсь песка и деревянныхъ опилковъ, которой посыпается арена цирка.
