устланную овчинами. Женщины повидимому жалѣли насъ, видя, какіе мы несчастные, въ особенности я, такой молодой и пострадавшій гораздо больше моего товарища: страшная нужда привела меня въ такое плачевное состояніе, что на меня жалко было смотрѣть.
Старикъ тѣмъ временемъ занялся нашей лошадью, и вообще все было пущено въ ходъ, чтобы услужить намъ. Пикаръ вспомнилъ о бутылкѣ съ можжевелкой, находившейся въ сумкѣ. Онъ заставилъ меня проглотить нѣсколько капель водки, потомъ разбавилъ немного водки водою, и не прошло минуты, какъ я уже чувствовалъ себя значительно лучше.
Старуха стащила съ меня сапоги, которыхъ я не снималъ со Смоленска, т.-е. съ 29-го октября (10-го ноября), а теперь было 11-е (23-е) ноября. Одна изъ дѣвушекъ принесла большой деревянный сосудъ съ теплой водой, поставила его передо мною, сама встала на колѣни и потихоньку, осторожно обмыла мнѣ ноги, одну за другой, обративъ мое вниманіе на то, что у меня на правой ногѣ рана: это было отмороженное мѣсто еще съ 1807 года, въ сраженіи при Эйлау; съ тѣхъ поръ эта рана никогда не давала себя чувствовать, но теперь опять открылась и причиняла мнѣ жестокія страданія[1].
- ↑ Сраженіе при Эйлау началось 7 февр. 1807 г. на разсвѣтѣ. Наканунѣ мы ночевали на плоскогорьи въ четверти лье отъ города, немного позади его. Плоскогорье это было покрыто снѣгомъ и усѣяно трупами, вслѣдствіе стычки авангарда передъ нашимъ прибытіемъ. Едва разсвѣло,
