въ почестяхъ и въ образѣ жизни между бѣднымъ и богатымъ, между Царемъ и частнымъ человѣкомъ, кромѣ тѣхъ, кои съ самаго начала установлены Богомъ и мудрыми законодателями. Въ самомъ дѣлѣ въ Государствѣ не должно быть отличнаго почтенія къ богатству, къ быстротѣ ногъ, къ красотѣ или крѣпости тѣла, если они не управляются какою нибудь добродѣтелію ни къ самой добродѣтели, если она не соединена съ умѣренностію.
Кл. Что ты говоришь иноземецъ?
Аѳ. Мужество не есть ли часть добродѣтели?
Кл. Справедливо.
Аѳ. И такъ ссылаюсь на собственной твой судъ. Пожелаешь ли ты быть сосѣдомъ человѣка храбрѣйшаго, но нескромнаго, необузданнаго?
Кл. Благодарю.
Аѳ. Или художника, отличнаго въ искуствѣ въ своемъ, но несправедливаго?
Кл. Никакъ.
Аѳ. Но справедливость нераздѣльна съ умѣренностію.
Кл. Безъ сомнѣнія.
Аѳ. И мудрецъ такой, какъ мы его опредѣлили, — у котораго удовольствія и отвращенія согласны съ здравымъ смысломъ и ему подчинены, можетъ ли быть безъ умѣренности?
в почестях и в образе жизни между бедным и богатым, между царем и частным человеком, кроме тех, кои с самого начала установлены Богом и мудрыми законодателями. В самом деле, в государстве не должно быть отличного почтения к богатству, к быстроте ног, к красоте или крепости тела, если они не управляются какою-нибудь добродетелью, ни к самой добродетели, если она не соединена с умеренностью.
Кл. Что ты говоришь иноземец?
Аф. Мужество не есть ли часть добродетели?
Кл. Справедливо.
Аф. Итак, ссылаюсь на собственный твой суд. Пожелаешь ли ты быть соседом человека храбрейшего, но нескромного, необузданного?
Кл. Благодарю,
Аф. Или художника, отличного в искусстве в своем, но несправедливого?
Кл. Никак.
Аф. Но справедливость нераздельна с умеренностью.
Кл. Без сомнения.
Аф. И мудрец такой, как мы его определили — у которого удовольствия и отвращения согласны с здравым смыслом и ему подчинены — может ли быть без умеренности?
