был признан исчерпывающим вопрос, и, как передают, обе стороны остались неудовлетворенными друг другом». Не вспомните ли вы что-нибудь об этом неудовольствии правых правительством, с одной стороны, и о проекте получить вместо Штюрмера — Танеева, а вместо Хвостова — Муратова, а с другой стороны, об этих переговорах, которые с вами вел Родзянко в связи с аудиенцией о «старчестве».
Милюков. — Сейчас я не вспоминаю этого разговора, о Муратове я помню, но о Танееве, не помню, слышал ли я этот разговор. Около этого времени стал известен доклад правых против Игнатьева и точное выражение этого доклада, что деятельность Игнатьева антигосударственна, что он действует по директивам прогрессивного блока. Доклад этот фигурировал еще на нижегородском съезде правых и был представлен Штюрмером, который считался достаточно правым, чтобы ликвидировать Игнатьева. Что касается ликвидации самого Штюрмера, я сейчас этого не помню. Помню, что разговоры были. Вообще разговоров было так много, что если их не записывать, то не вспомнишь. Об этом заседаний я не помнил, но когда вы дочитали до конца, то теперь я припоминаю, что какие-то разговоры были. Затем, борьба против прогрессивных элементов, кроме Игнатьева, велась, и даже более успешно, против Поливанова в то же время. У нас 7-го марта состоялось заседание о волнениях на Путиловском заводе. Перед этим разговоры о волнениях фигурировали в нескольких заседаниях особого совещания по обороне, но мы перенесли их в Государственную Думу с согласия Поливанова, который в общем относился сочувственно к нашей точке зрения, что причины забастовки экономические и что, если есть в них политический элемент, то они вызваны провокацией полиции, причем даже назвал имена отдельных провокаторов. Я в заседании особого совещания по обороне разбирал расценки Путиловского завода и указывал на причину неудовольствия, что забастовка чисто экономическая, что эти расценки отстали от той дороговизны, которая была. С нами соглашался и Поливанов. Мы перенесли тогда этот спор, в связи с соответственными запросами левых партий, в Государственную Думу, и, несмотря на то, что заседание было закрытое, мы все-таки решили принять бой. Левые не хотели делать этого, но мы развернули нашу аргументацию, и мне пришлось довольно подробно говорить на этом заседании. Там это считалось настолько опасным, что в течение нескольких дней, чуть ли не целой недели, стенографический отчет этого заседания удерживался.
Председатель. — Вы говорите о закрытом заседаний Государственной Думы?
Милюков. — Да, это было 7-го марта.
Председатель. — Стенографировался ваш обмен мнений в особых совещаниях?
