Виссарионов. — На свидании он обыкновенно рассказывал.
Председатель. — Эти свидания происходили в конспиративной квартире?
Виссарионов. — Нет, в ресторанах.
Председатель. — Вы или Малиновский как-нибудь маскировали себя?
Виссарионов. — Особенного ничего не требовалось; были в отдельном кабинете одного из ресторанов и, за ужином, беседовали. Он рассказывал, что происходило. Эти сведения отмечались, записывались в дневник. Директор говорил, что было бы желательно то-то и то-то сделать, т.-е. он поддерживал этот разговор.
Председатель. — Вы осведомлялись о речах Малиновского раньше, чем они были произнесены, и по поводу их содержания. Малиновский с вами беседовал?
Виссарионов. — Я вам доложил, что он отступал от того предположения, которое у него было, и произносил далеко не то, что он думал.
Председатель. — Т.-е. не то, что он думал, а то, что вы думали? Он отступал от директив, которые вы ему давали?
Виссарионов. — Которые вырабатывались на этом свидании.
Председатель. — Будем говорить «на этих свиданиях», потому что их было много. В какую сторону он отступал?
Виссарионов. — В более партийную.
Председатель. — Что вы делали, когда ваш сотрудник произносил зажигательные речи с кафедры Государственной Думы?
Виссарионов. — Я докладываю, что я был крайне этим удручен. Я лично не сочувствовал этому.
Председатель. — Как реализовали вы, представители власти, это ваше удручение?
Виссарионов. — Я говорил товарищу министра; другого способа у меня не было. После того доклада, который я сделал после принятия его в агентуру, я считал, что все сделанное обставляется тайной; раз те, кто выше меня стоит, продолжают поддерживать это положение, то, следовательно, тут остается только…
Председатель. — А если бы вы, чиновник четвертого класса, бывший прокурор суда, получили предписание убить собственными руками, а не через посредство других, вы бы исполнили это приказание?
Виссарионов. — Нет, не исполнил бы.
Председатель. — Вот видите, мы не можем признать правильной точку зрения, что чиновник четвертого класса, вице-директор, словом, высоко стоящее лицо, призванное водворить законность, было пешкой в руках своего начальства.