Председатель. — И что же, вас отпустили после этого?
Комиссаров. — После этого отпустили и просили, не могу ли я узнать, кто убил.
Председатель: — И вы занялись этим?
Комиссаров. — Как же я могу заняться!
Председатель. — Значит, вы отказались?
Комиссаров. — Нет, я сказал, что хорошо. И уехал.
Председатель. — Скажите, пожалуйста, не было ли у вас предположения о том, что вы можете быть назначены диктатором Петрограда на 14 февраля в связи с предполагавшимися событиями?
Комиссаров. — Сохрани бог и помилуй! Как же я мог быть назначен?
Председатель. — Вы никому не высказывали такого предположения?
Комиссаров. — Я в здравом уме, — каким же образом я мог быть назначен чем-нибудь, если Распутин считал, что самое мое пребывание в Петрограде равносильно концу его. Так считала вся женская половина двора.
Председатель. — Я говорю о 14-м февраля этого года, когда Распутина не было уже в живых.
Комиссаров. — Почему 14-е февраля?
Председатель. — Как вы знаете, 14-го февраля, с открытием думы предполагались некоторые беспорядки, об этом писали в газетах.
Комиссаров. — Та же самая история была с департаментом, когда я был в Ростове! Когда я был назначен, из департамента полиции запрашивали у Аджемова, не может ли он сделать запрос, почему меня…
Председатель. — Кто запрашивал Аджемова?
Комиссаров. — Климович, кажется.
Председатель. — Климович спрашивал Аджемова, не может ли он сделать запрос относительно вас?
Комиссаров. — Относительно меня.
Председатель. — Это когда было?
Комиссаров. — Этого я не знаю. Это нужно у Аджемова спросить.
Председатель. — Откуда же такое плохое отношение к вам со стороны департамента полиции?
Комиссаров. — Плохое отношение со стороны департамента полиции?… Во-первых, вот почему: министром внутренних дел был Штюрмер, а Штюрмер, как вам известно, был всецело подчинен Распутину, канцлеру.
Председатель. — Как подчинен Распутину?
Комиссаров. — Распутин был в то время канцлером.
