все. Мир этот оказывался все более и более значительным; сперва думали, что он более велик и разнообразен, чем видные простому глазу организмы. Повидимому, это не так — но все же он оказался вездесущим. Его находили в воде, воздухе, земле, в пыли, в почве, среди других организмов, он появлялся всюду при гниении и брожении. Казалось вся природа проникнута жизнью и жизнь появляется всегда при удобных для нее условиях тепла, света, влаги. При этом неизвестно было, куда относить эти новые формы организмов — к растениям или животным, или необходимо создать для них новое царство. Линней, великий и глубокий систематик, образно выразил это чувство, назвав их хаосом инфузорий, из которого дальше рождаются более ясные и определенные живые существа. Еще до конца XVIII века Линнеевский хаос не сходил с научного языка. Явилось сомнение в принадлежности их к животным и к растениям и к обычным организмам, а в таком случае и к возможности распространить на них принцип Реди.
В 1740-х годах, через десять лет после смерти Валлисниери эти сомнения получили, казалось, реальное обоснование. Английский ученый иезуит Нэдгам (J. T. Needham 1713—1781) и один из величайших натуралистов граф — Леклерк де-Бюффон (G. L. Leclerc de Buffon, 1707—1788), работавшие сперва отдельно, объединившись в общей работе, в ряде наблюдений и опытов, пытались доказать, что мир микроскопических организмов по существу отличен от животных и растений. Эти существа, по их мнению, не обла-
