ты собрались они у марса. Два неизбѣжные рода смерти предстояли имъ — утонуть или умереть съ голоду. Двое матросъ, уже засыпали въ оцѣпенѣніи. Мачту отломило, быстро понесло отъ корабля по вѣтру, и волны ежеминутно покрывали несчастныхъ. Часа съ два, или съ три, они были еще видны, какъ едва замѣтное, темное пятно, и постепенно изчезли изъ вида…»
«Артиллерійскій Штабсъ-Капитанъ Чевгуздинъ и братъ его, хотѣли перебраться на фокъ-мачту, плававшую за кормою корабля. Они смѣло двинулись впередъ, хотя волны безпрерывно покрывали ихъ обоихъ, и добравшись до обломковъ шканечныхъ шпангоутовъ, перебирались оттуда по концу, протянутому съ юта на фокъ-мачту, почти достигая желаннаго мѣста, когда волна яростно ударила въ мачту и мгновенно погребла обоихъ братьевъ въ пучинѣ моря. На остаткахъ корабельнаго борта отъ лѣвой крамболы до колокола, то есть на протяженіи не болѣе двухъ сажень, столпилось человѣкъ до сорока; въ числѣ ихъ были Лейтенанты: Васильевъ, Сверчковъ и Дудинскій, Полковникъ Ершовъ, супруга командира и жена боцмана Завьялова, съ груднымъ на рукахъ младенцемъ. Положеніе супруги капитана было мучительное: въ одномъ платьѣ, которое изорвало волненіемъ, съ открытою головою, съ избитыми руками и ногами, съ обагреннымъ кровью лицомъ, пять разъ смываемая волнами, она долго должна была выдерживать невыносимыя истязанія. Но среди общаго бѣдствія страданія не производили сильнаго впечатлѣнія. Общая участь поставила всѣхъ насъ въ безчувственную безнадежность, заставляя забывать различія пола, возраста и званія; я не могъ однакожъ быть равнодушнымъ при видѣ одной изъ несчастныхъ матерей — это была жена боцмана Завьялова. Она невыпускала изъ рукъ своего ребенка и безпрестанно молилась за него — молилась только о спасеніи своего младенца. Ребенокъ пробылъ двои сутки безъ пищи и питья, въ одной тонкой рубашечкѣ.
