боткѣ съ тенденціозными намѣреніями, со временемъ до такой степени предались чистой наукѣ, что забыли о всякихъ тенденціяхъ и о всякой политикѣ; въ концѣ концовъ политическiя бредни отошли на задній планъ и исчезли, а то, что сдѣлано по части науки, не исчезло и послужило здоровымъ зародышемъ для дальнѣйшаго развития мѣстной археологии и этнографіи. Серьезный и безпристрастный человѣкъ сумѣетъ отличить правду и найдетъ въ трудахъ этихъ дѣятелей, къ числу которыхъ въ значительной степени принадлежалъ и покойный Киркоръ, много для себя полезнаго, а вмѣстѣ съ тѣмъ съ благодарностью помянетъ не разъ этихъ людей, посвящавшихъ жизнь, трудъ и средства для своей родины и поддерживавшихъ, такъ или иначе, священное пламя на очагъ родной науки. Вмѣстѣ съ тѣмъ мы не можемъ не отмѣтить еще одну ихъ заслугу передъ нашимъ отечествомъ, въ особенности передъ народомъ. Своимъ обращеніемъ къ народу они много способствовали измѣненію крѣпостническихъ взглядовъ и такимъ образомъ содѣйствовали подготовленію крестьянской реформы. Конечно, при этомъ иногда замучалось простое заискиваніе передъ народомъ, желаніе расположить и сильнѣе привязать его къ себѣ; но были и такiе, которые питали непосредственную симпатію къ народу, искренно желали ему добра и другимъ старались внушить подобные же взгляды. Это, безъ сомнѣнія, можно сказать, напр., о Крашевскомъ, о которомъ уже говорилось въ русской печати (Живоп. Обозр. 1879, т. 1, № 38), что онъ, по своимъ стремленіямъ, имѣлъ много общаго съ русскими людьми 40-хъ годовъ, что онъ подобно имъ впервые заговорилъ въ польской печати о правахъ народа, горячо ратовалъ за освобождение крестьянъ въ концѣ 50-хъ гг., становясь въ разрѣзъ съ понятіями ярыхъ шляхтичей-крѣпостниковъ, и т. д. Другой изъ поляковъ виленскаго кружка времени Киркора, литераторъ Викентій Дунинъ-Марцинкевичъ, писавшій по-бѣлорусски стихи на народныя темы, посвящая одну изъ своихъ книжечекъ бобруйскому маршалку Александру Лаппѣ, не стѣсняется высказать этому аристократу въ своемъ посвященіи слѣдующiя, не совсѣмъ обычныя для того времени мысли: „Когда я проѣзжалъ черезъ Ваши имѣнія, съ наслажденіемъ глазъ мой отдыхалъ на прекрасныхъ избахъ и хозяйственныхъ постройкахъ честнаго крестьянства; весельемъ забилось мое сердце, когда я замѣтилъ тамъ обилiе всего, свидѣтельствующее о зажиточности жителей. Тогда-то я воскликнулъ радостно: Богъ живетъ среди этого народа! не панская, но отцовская рука здѣсь управляетъ! Кому же естественнѣе могу посвятить этотъ мой трудъ, если не покровителю слабыхъ, если не отцу поселянъ?... („Ciekawys?-przeczytaj!" Минскъ. 1856).
Все это я считаю нужнымъ сказать предварительно для того, чтобы
