роны ближнихъ вполнѣ человѣчное къ себѣ отношеніе. Человѣкъ проситъ подать ему Христа ради, значитъ, другаго исхода ему нѣтъ отъ голодной смерти, и каждый, смотря на дѣло съ этой сердечной точки зрѣнія, подаетъ ему по силѣ-мѣрѣ, безъ всякаго филантропически-брезгливаго покровительства, по человѣчеству, и памятуя, при этомъ, что и для него самого—на кого грѣхъ, да бѣда не живетъ?—нищенская сума не заказана… Тутъ нѣтъ мѣста подозрѣнію, что просящій подаяніе—лѣнтяй и дармоѣдъ, избывающій трудовые способы пропитанія въ потѣ лица своего. Напротивъ, само собой подразумѣвается, что случись работа, дающая хлѣбъ насущный, и—этотъ нищій тотчасъ-же скинетъ суму съ плечъ и превратится въ честнаго, заправскаго работника. Такъ оно, дѣйствительно, къ крестьянской жизни и бываетъ, на основаніи чего составился выше очерченный, крестьянскій своеобычный взглядъ на «нищенскій образъ», воспринимаемый своимъ братомъ-мужикомъ. Поэтому-то въ массѣ столичнаго нищенства необходимо отличать нерѣдко встрѣчаемыхъ крестьянъ-работниковъ, просящихъ подаяніе, вслѣдствіе безъисходной нужды и невозможности достать работу. Это—случайные нищіе, и къ нимъ, въ большинствѣ, никакъ нельзя прикидывать тотъ аршинъ нравственнаго паденія и лѣни, съ которымъ умѣстно подходить къ другимъ видамъ и формамъ нищенства.
Нищенствующихъ этой категоріи является въ Петербургѣ больше всего зимою. Есть немало чернорабочихъ профессій, изъ представителей которыхъ въ зимнее время очень немногіе достаютъ себѣ работу, притомъ за плату, доведенную до minimum’а, вслѣдствіе большаго предложенія рукъ. «Что-же, спрашивается, долженъ дѣлать здоровый рабочій, не нашедшій себѣ работы?—говоритъ, по этому поводу, одинъ непосредственный наблюдатель разсматриваемаго рода пауперовъ.—Желудокъ его, благодаря постоянной дѣятельности, привыкъ поглощать до 5 фунтовъ хлѣба въ день, а такъ какъ рабочій живетъ однимъ только желудкомъ и для него одного, то и голодъ ощущается имъ гораздо рѣзче, чѣмъ человѣкомъ, привыкшимъ къ сидячей работѣ. Въ виду настоятельной потребности какъ нибудь наполнить свой желудокъ, рабочій съ нетерпѣніемъ ждетъ вечера и, скрѣпя сердце, отправляется по лавочкамъ «звонить» хлѣба. Сколько душевныхъ пытокъ ощущаетъ онъ на первыхъ порахъ, это можно судить по тому, что онъ сначала подойдетъ къ нѣсколькимъ лавочкамъ, постоитъ немного около нихъ и уходитъ далѣе, не рѣшаясь
роны ближних вполне человечное к себе отношение. Человек просит подать ему Христа ради, значит, другого исхода ему нет от голодной смерти, и каждый, смотря на дело с этой сердечной точки зрения, подает ему по силе-мере, без всякого филантропически брезгливого покровительства, по-человечеству, и памятуя, при этом, что и для него самого — на кого грех, да беда не живет? — нищенская сума не заказана… Тут нет места подозрению, что просящий подаяние — лентяй и дармоед, избывающий трудовые способы пропитания в поте лица своего. Напротив, само собой подразумевается, что случись работа, дающая хлеб насущный, и — этот нищий тотчас же скинет суму с плеч и превратится в честного, заправского работника. Так оно, действительно, в крестьянской жизни и бывает, на основании чего составился выше очерченный, крестьянский своеобычный взгляд на «нищенский образ», воспринимаемый своим братом-мужиком. Поэтому-то в массе столичного нищенства необходимо отличать нередко встречаемых крестьян-работников, просящих подаяние, вследствие безысходной нужды и невозможности достать работу. Это — случайные нищие, и к ним, в большинстве, никак нельзя прикидывать тот аршин нравственного падения и лени, с которым уместно подходить к другим видам и формам нищенства.
Нищенствующих этой категории является в Петербурге больше всего зимою. Есть немало чернорабочих профессий, из представителей которых в зимнее время очень немногие достают себе работу, притом за плату, доведенную до minimum’а, вследствие большого предложения рук. «Что же, спрашивается, должен делать здоровый рабочий, не нашедший себе работы? — говорит, по этому поводу, один непосредственный наблюдатель рассматриваемого рода пауперов. — Желудок его, благодаря постоянной деятельности, привык поглощать до 5 фунтов хлеба в день, а так как рабочий живет одним только желудком и для него одного, то и голод ощущается им гораздо резче, чем человеком, привыкшим к сидячей работе. Ввиду настоятельной потребности как-нибудь наполнить свой желудок, рабочий с нетерпением ждет вечера и, скрепя сердце, отправляется по лавочкам «звонить» хле́ба. Сколько душевных пыток ощущает он на первых порах, это можно судить по тому, что он сначала подойдет к нескольким лавочкам, постоит немного около них и уходит далее, не решаясь
