— Марія Николаевна не ждетъ тебя на урокъ?
Это учительница деревенскаа съ косой мнѣ давала уроки лѣтомъ и осенью.
— Нѣтъ же! Она послѣ обѣда…
— Конечно. У меня и память становится хуже, Вѣрочка. Я много путаю. Я, можетъ быть, стану скоро глупенькою.,. Но ты будешь помнить другую маму, Вѣрочка?
Углы ея губъ вздрагиваютъ. Какъ я боюсь, когда углы ея губъ вздрагиваютъ! Я уже собираюсь плакать. Готовлюсь, но вспоминаю, что маму вредно огорчать. Крѣплюсь и шепчу безъ довѣрія къ голосу:
— Да, да, мамочка. Я же тебя знаю. Мамочка, отчего Ѳедоръ говоритъ, что звѣрямъ умирать не страшно?
— Развѣ онъ знаетъ это?
— Онъ говоритъ, что они безъ грѣха.
— А! это правда.
— А люди?
— Людямъ тоже бываетъ не страшно умирать… Если они поняли.
— Что поняли?
— Если много помучались и поняли, что не нужно пристращиваться…
— Что это значитъ?
— Мария Николаевна не ждет тебя на урок?
Это учительница деревенскаа с косой мне давала уроки летом и осенью.
— Нет же! Она после обеда…
— Конечно. У меня и память становится хуже, Верочка. Я много путаю. Я, может быть, стану скоро глупенькою.,. Но ты будешь помнить другую маму, Верочка?
Углы её губ вздрагивают. Как я боюсь, когда углы её губ вздрагивают! Я уже собираюсь плакать. Готовлюсь, но вспоминаю, что маму вредно огорчать. Креплюсь и шепчу без доверия к голосу:
— Да, да, мамочка. Я же тебя знаю. Мамочка, отчего Федор говорит, что зверям умирать не страшно?
— Разве он знает это?
— Он говорит, что они без греха.
— А! это правда.
— А люди?
— Людям тоже бывает не страшно умирать… Если они поняли.
— Что поняли?
— Если много помучались и поняли, что не нужно пристращиваться…
— Что это значит?
