будетъ у васъ въ лодкѣ; но на шхунѣ онъ мой матросъ, и я могу дѣлать съ нимъ все, что мнѣ заблагоразсудится.
— Но это еще не резонъ… — началъ было Стэндишъ, начиная горячиться.
— Довольно объ этомъ, пока еще не поздно, — посовѣтовалъ ему Ларсенъ. — Я вамъ уже сказалъ, какъ я смотрю на дѣло, и довольно! Парень мой, и я, если захочу, сварю изъ него супъ и съѣмъ его.
Въ глазахъ охотника сверкнулъ сердитый огонекъ, но онъ круто повернулся и пошелъ къ люку «третьяго класса», откуда сталъ смотрѣть вверхъ. Вся команда была на палубѣ, и всѣ глаза были устремлены наверхъ, гдѣ человѣческая жизнь боролась со смертью. Безчувственность этихъ людей была поразительна. Жизнь у нихъ считалась за ничто, и была только простой цифрой въ ихъ коммерческой ариѳметикѣ. Впрочемъ, я долженъ оговориться, что нѣкоторые матросы сочувствовали своему собрату, Джонсонъ, напримѣръ; но хозяева (охотники и капитанъ) относились къ нему вполнѣ индиферентно. Даже протестъ Стэндиша былъ вызванъ лишъ опасеніемъ потерять своего гребца. Если бы у него имѣлся запасной гребецъ, то ему, какъ и прочимъ, все это было бы только забавно.
Но вернемся къ Гэрисону. Іогансену пришлось бранить и понукать его цѣлыхъ десять минутъ, прежде чѣмъ онъ рѣшился двинуться дальше.
Спустя нѣсколько минутъ онъ поймалъ конецъ реи и, обхвативъ ногами древко, могъ держаться твердо. Онъ развернулъ парусъ и могъ уже воз-
