Но онъ отвѣтилъ серьезно и даже торжественно.
— Я не знаю, о чемъ вы говорите, мистеръ Ванъ-Вейденъ; я только знаю одно, что я не буду чувствовать себя счастливымъ, пока эта чортова собака не издохнетъ. Онъ не можетъ жить столько же, сколько я. Онъ не имѣетъ права жить. Онъ долженъ умереть скоро, и умереть какъ бѣшеная собака…
Когда я вернулся на палубу, Волкъ Ларсенъ одной рукой вертѣлъ штурвалъ, а въ другой — держалъ морской бинокль и внимательно слѣдилъ за лодками и за Македоніей. Единственной замѣтной перемѣной въ нашихъ лодкахъ было то, что онѣ держались круто по вѣтру и направлялись не къ сѣверу, а къ сѣверу-западу. Но я еще не могъ сообразить цѣли этого маневра, потому что даже при такомъ курсѣ, впереди нихъ крейсеровало пять лодокъ съ Македоніи. Но, направляясь къ западу, онѣ все больше и больше растягивались.
Наши лодки шли не только подъ парусами, но и на всѣхъ веслахъ — гребли даже охотники — и быстро приближались къ «непріятелю».
Дымъ Македоніи едва виднѣлся въ видѣ маленькаго облачка на сѣверо-восточной части горизонта. Самого парохода совершенно не было видно. До сихъ поръ мы ничего не предпринимали, и наши паруса висѣли и плескались по вѣтру; нѣсколько разъ мы почти совершенно останавливались. Но затѣмъ паруса вдругъ надулись, и Волкъ Ларсенъ сталъ медленно поворачивать шхуну. Мы прошли линію нашихъ лодокъ и нагнали первую лодку съ чужого ряда.
