меня содрогнуться отъ отвращенія, — я добрался до раздражавшей меня кастрюли, снялъ ее съ крючка и бросилъ ее въ ящикъ съ углемъ.
Поваръ насмѣшливо улыбнулся при такомъ проявленіи нервности, и, всунувъ въ мою руку кружку съ дымящимся напиткомъ, сказалъ:
— Пейте, это вамъ поможетъ.
Это было тошнотворное варево — судовое кофе, но теплота его была живительна. Глотая эту подозрительную жидкость, я посмотрѣлъ на свою ободранную, окровавленную грудь и обратился къ скандинаву.
— Благодарю васъ, мистеръ Іонсонъ, — сказалъ я; — но вамъ не кажется, что ваши усилія были черезчуръ энергичны?
Онъ понялъ упрекъ и сталъ разсматрйвать свою ладонь. Она была необыкновенно мозолистая. Я провелъ рукой по ея твердымъ выпуклостямъ и стиснулъ зубы, вспомнивъ, какое ужасное ощущеніе производило ихъ треніе по моей кожѣ.
— Мое имя Джонсонъ, а не Іонсонъ, — сказалъ онъ медленно, но безъ всякаго иностраннаго акцента[1].
Въ его голубыхъ глазахъ я увидѣлъ мягкій упрекъ и въ то же время робкую искренность и мужество, что тотчасъ же расположило меня къ нему.
— Благодарю васъ, мистеръ Джонсонъ, — поправился я и протянулъ ему руку.
- ↑ Скандинавы обыкновенно затрудняются произносить англійскiй звукъ «дж» и замѣняютъ его звукомъ «и».(Прим. перев.)
