Страница:Деревенские рассказы (С. В. Аникин, 1911).djvu/193

Эта страница была вычитана


комкали въ своихъ головахъ въ какой-то сумбуръ, нелѣпый и смѣшной.

Къ счастью, тупицъ было мало, и въ селѣ Лапотномъ, гдѣ занятія шли особенно удачно, такимъ „исправнымъ“ тупицей считали Гараську. Гараська былъ здоровякъ, плотно сложенъ и угрюмъ. Смуглое квадратное лицо, густо обросшее черной щетинистой бородой, было кстати отмѣчено сѣрыми стоячими глазами и парою маленькихъ мышиныхъ ушей. Въ немъ замѣчалось удивительное сочетаніе типовъ: монгольскаго, славянскаго и финскаго. Полу-татаринъ, полу-русскій, онъ съ лица напоминалъ Пугачева, какимъ малюютъ его на лубочныхъ картинкахъ. Онъ и смѣялся мало. Его толстыя губы вытягивались рѣдко въ улыбку, развѣ когда приходилось разговаривать съ начальствомъ. За то Гараська отличался услужливостью и угодливостью къ батюшкѣ и учителю. Подать, принести, придержать, стереть съ доски — все это дѣлалъ онъ съ большой готовностью.

Возможно, что эти привычки были воспитаны въ немъ военной службой, но парни ихъ не прощали. Бывало, только пристроится Гараська къ списыванію, а кто-нибудь кричитъ:

— Гараська! Вишь, мѣлу нѣтъ... бѣги попрытче!

И Гараська срывается съ парты, чтобы бѣжать за мѣломъ. Надъ Гараськой смѣялись, шутили, но онъ отмалчивался и не лѣзъ въ драку. Для меня онъ оставался загадкой. Говорили, что


Тот же текст в современной орфографии

комкали в своих головах в какой-то сумбур, нелепый и смешной.

К счастью, тупиц было мало, и в селе Лапотном, где занятия шли особенно удачно, таким „исправным“ тупицей считали Гараську. Гараська был здоровяк, плотно сложен и угрюм. Смуглое квадратное лицо, густо обросшее чёрной щетинистой бородой, было кстати отмечено серыми стоячими глазами и парою маленьких мышиных ушей. В нём замечалось удивительное сочетание типов: монгольского, славянского и финского. Полутатарин, полурусский, он с лица напоминал Пугачёва, каким малюют его на лубочных картинках. Он и смеялся мало. Его толстые губы вытягивались редко в улыбку, разве когда приходилось разговаривать с начальством. Зато Гараська отличался услужливостью и угодливостью к батюшке и учителю. Подать, принести, придержать, стереть с доски — всё это делал он с большой готовностью.

Возможно, что эти привычки были воспитаны в нём военной службой, но парни их не прощали. Бывало, только пристроится Гараська к списыванию, а кто-нибудь кричит:

— Гараська! Вишь, мелу нет... беги попрытче!

И Гараська срывается с парты, чтобы бежать за мелом. Над Гараськой смеялись, шутили, но он отмалчивался и не лез в драку. Для меня он оставался загадкой. Говорили, что

187