этому прошу васъ тайно остаться здѣсь съ моей матерью до моего пріѣзда изъ Модены, а вернусь я оттуда въ очень скоромъ времени. Я прошу васъ объ этомъ потому, что желаю въ присутствіи знатнѣйшихъ гражданъ нашего города торжественнымъ образомъ отдать васъ вашему мужу, какъ самый драгоцѣнный даръ.
Каталина считала себя обязанной Карисенди и не видѣла въ его просьбѣ ничего оскорбительнаго для себя; поэтому, хотя молодой женщинѣ очень хотѣлось поскорѣе обрадовать своихъ родныхъ извѣстіемъ, что она жива, она согласилась исполнить желаніе Джентиле и обѣщала рыцарю остаться въ его домѣ. Едва успѣла она произнести нѣсколько словъ, успокоительныхъ для Карисенди, какъ почувствовала, что для нея настало время дать жизнь ребенку. Мать Джентиле нѣжно оказала молодой женщинѣ необходимую помощь, и вскорѣ у Каталины родился прелестный мальчикъ. И Джентиле, и Каталина послѣ этого почувствовали еще большую радость. Рыцарь приказалъ доставить молодой матери и ея ребенку все необходимое и сказалъ, чтобы за Каталиной ухаживали, какъ за его собственной женой. Самъ же онъ тайно уѣхалъ въ Модену. Покончивъ дѣла въ этомъ городѣ и собираясь вернуться въ Болонью, Карисенди велѣлъ приготовить въ своемъ болонскомъ домѣ великолѣпный пиръ н пригласить знатнѣйшихъ и важнѣйшихъ гражданъ Болоньи, въ числѣ ихъ Николуччіо Каччіанимико. Пріѣхавъ, Джентиле увидѣлъ, что Каталина совершенно здорова и стала еще красивѣе, чѣмъ прежде; мальчикъ тоже чувствовалъ себя хорошо. Съ необычайной радостью въ душѣ Джентиле усадилъ за столъ приглашенныхъ гостей и сталъ угощать ихъ великолѣпными кушаньями. Джентиле заранѣе сговорился съ Каталиной относительно того, что ей слѣдовало дѣлать и какъ держаться; когда обѣдъ сталъ подходить къ концу, рыцарь сказалъ:
— Я слыхалъ, что въ Персіи существуетъ обычай, который крайне нравится мнѣ, а именно: когда человѣкъ хочетъ особенно почтить своего друга, онъ приглашаетъ его къ себѣ и показываетъ ему то, что для него дороже всего на свѣтѣ, будь это жена, подруга, дочь; при этомъ онъ говоритъ, что точно такимъ же образомъ желалъ бы открыть другу самые укромные тайники своего сердца. Здѣсь, въ Болоньѣ, я намѣреваюсь послѣдовать персидскому обычаю. Вы оказали мнѣ честь, собравшись ко мнѣ, и я отблагодарю васъ по-персидски, показавъ вамъ то, что для меня было, есть и будетъ дороже всего на свѣтѣ! Но прежде прошу васъ откровенно отвѣтить мнѣ на одинъ вопросъ. Представьте себѣ, что у человѣка сильно заболѣлъ его отличный, вѣрный слуга, и этотъ человѣкъ, не дожидаясь смерти больного, велѣлъ его вынести и положить на улицѣ, не заботясь болѣе о немъ. Далѣе, вообразите, что больного нашелъ посторонній, изъ состраданія къ несчастному взялъ его къ себѣ въ домъ и своимъ уходомъ вернулъ ему жизнь и здоровье. Я спрашиваю васъ, будетъ ли первый хозяинъ слуги имѣть право сердиться на второго и упрекать его, если тотъ откажется вернуть ему слугу?
Гости долго толковали между собой; наконецъ, придя къ единодушному соглашенію, поручили отвѣтить за всѣхъ нихъ Николуччіо, который отлично владѣлъ словомъ. Прежде всего Каччіанимико похвалилъ персидскій обычай, затѣмъ сказалъ, что онъ такъ же, какъ и всѣ остальные знатные горожане, полагаетъ, что у перваго господина не можетъ быть болѣе никакихъ правъ на слугу послѣ того, какъ онъ не только покинулъ его,
