— О, мой маэстро, я этому не удивляюсь, такъ какъ доподлинно слышалъ, что ни Поркограсъ, ни Ваначена не упоминаютъ о нихъ.
— Ты хочешь сказать, — поправилъ маэстро, — Иппократъ и Авицена.
— Пусть такъ, — отвѣчалъ Бруно, — не знаю; я также плохо разумѣю ваши имена, какъ вы мои; Гумедра же, на языкѣ великаго хана, обозначаетъ то самое, что на нашемъ — императрица. Ахъ, она показалась бы вамъ прелестной штучкой! Я увѣренъ, что она заставила бы васъ позабыть о медицинѣ, обо всѣхъ пластыряхъ и промывательныхъ.
Говоря иногда въ такомъ духѣ, онъ еще болѣе разжигалъ доктора. Вотъ однажды вечеромъ маэстро сидѣлъ съ Бруно, держа для него свѣчу, въ то время какъ тотъ все расписывалъ битву мышей и кошекъ. Доктору показалось, что онъ ужь достаточно подкупилъ его своими угощеніями, а потому и былъ расположенъ пооткровенничать съ нимъ. Такъ какъ они были одни, докторъ началъ:
— Бруно, одинъ Господь вѣдаетъ, что нѣтъ теперь въ свѣтѣ другого человѣка, для котораго я исполнилъ бы все такъ, какъ для тебя. Скажи мнѣ, чтобы я сейчасъ пошелъ въ Перстолу, такъ и то я, пожалуй, пойду; поэтому тебѣ нечего удивляться, если я по дружбѣ и по секрету, попрошу тебя кое о чемъ. Ты вѣдь помнишь, что не такъ давно разсказывалъ мнѣ объ образѣ жизни вашей веселой компаніи, и у меня явилось такое непреодолимое желаніе вступить въ нее, что никогда еще я ничего такъ не жаждалъ, и это не безъ основанія, какъ ты увидишь. Если только удастся мнѣ попасть туда, я позволяю тебѣ глумиться надо мной до тѣхъ поръ, пока не приведу туда самую красивую женщину, какую ты когда-либо видѣлъ, и то давно, а я въ прошломъ году встрѣтилъ въ Какавинчильи. Я чрезвычайно увлеченъ ею и, клянусь, готовъ былъ дать ей десять болонскихъ грошей, лишь бы привлечь къ себѣ, — только она не захотѣла; поэтому прошу тебя, какъ только умѣю, научи меня, что мнѣ надо дѣлать, чтобы попасть въ вашъ кружокъ, а также и самъ посодѣйствуй и устрой такъ, чтобъ я попалъ туда. Право, вы найдете во мнѣ добраго, вѣрнаго и почтеннаго товарища. Ты видишь, какой я красавецъ, какъ у меня хорошо приспособлены ноги къ туловищу, до чего лицо напоминаетъ розу. Помимо этого, я докторъ медицины, а у васъ, кажется, ни одного нѣтъ такого. Я знаю множество хорошихъ прибаутокъ и миленькихъ пѣсенокъ. Хочешь, спою тебѣ одну?
И онъ тотчасъ началъ пѣть. Бруно такъ сильно душилъ смѣхъ, что онъ едва могъ овладѣть собой, но всетаки удержался. Окончивъ пѣсню, маэстро спросилъ:
— Ну, какъ тебѣ нравится?
— Разумѣется, — отвѣчалъ Бруно, ни одна дудка не сравнится съ вами, такъ хорошо у васъ выходитъ!
— Я говорю тебѣ, — подхватилъ докторъ, — ты въ жизнь свою не повѣрилъ бы, если бы не слыхалъ меня.
— Понятно, — сказалъ Бруно, — вы вѣрно говорите.
— Я знаю еще и другія пѣсни, — продолжалъ Симоне, — но оставимъ пока это. При всѣхъ моихъ достоинствахъ, и отецъ мой вдобавокъ былъ благороднаго званія, хотя жилъ въ деревнѣ, а со стороны матери я происхожу изъ рода Валеккіо; затѣмъ, какъ ты могъ убѣдиться, у меня самыя лучшія книги и прекраснѣйшія одежды между всѣми врачами Флоренціи. Клянусь Богомъ, у меня есть платье, которое стоило лѣтъ
