ственности и добродѣтели Циневры, называвшейся до того времени Сикураномъ. Онъ тотчасъ повелѣлъ принести ей женскую одежду и назначить ей въ услуженіе женщинъ. По ея просьбѣ онъ помиловалъ Бернабо, хотя тотъ и заслуживалъ казни. Бернабо, узнавшій жену свою, съ плачемъ, кинулся ей въ ноги и просилъ простить его; какъ ни мало былъ онъ достоинъ прощенія, она все же его простила, подняла и нѣжно, какъ мужа, обняла его. Султанъ же повелѣлъ, чтобы Амброджоло былъ привязанъ къ столбу гдѣ-нибудь на высокомъ мѣстѣ, обмазанный медомъ, и оставался бы тамъ, на солнечномъ припекѣ, пока самъ не свалится. Такъ и было сдѣлано. Затѣмъ онъ распорядился, чтобы все имущество Амброджоло было отдано той дамѣ; а оно было не такъ мало, чтобы не составить цѣнности свыше десяти тысячъ двойныхъ дукатовъ. Устроивъ блестящій пиръ, на которомъ чествовалъ Бернабо, какъ мужа госпожи Циневры, и самое Циневру, какъ достойную женщину, онъ послѣ пира сдѣлалъ ей подарковъ, въ видѣ украшеній, золотой и серебряной посуды и денегъ, на такую сумму, что у ней составился еще новый десятокъ тысячъ двойныхъ дукатовъ. Затѣмъ онъ приказалъ изготовить корабль и далъ супругамъ позволеніе, коли пожелаютъ, вернуться въ Геную. Они, наконецъ, прибыли туда со всѣми своими богатствами, исполненные радости, и были встрѣчены съ большимъ почетомъ, особенно же Циневра, которую всѣ считали умершею. Съ тѣхъ поръ всю жизнь она пользовалась всеобщимъ почетомъ за свою добродѣтель.
Амброджоло, въ тотъ же день, какъ его, вымазаннаго медомъ, привязали къ столбу, былъ не только съ величайшими мученіями умерщвленъ, но и до костей пожранъ мухами, оводами и осами, которые кишатъ въ тѣхъ мѣстахъ. Его побѣлѣвшія кости, сдерживаемыя связками, долго еще потомъ висѣли на виду, напоминая всѣмъ о его злодѣяніи. Такъ и вышло, что обманщикъ очутился подъ ногами обманутаго.
