своихъ потребностей онъ достигаетъ только при помощи работы другихъ. Какъ уже въ своей единичной работѣ единичный индивидъ безсознательно выполняетъ общую работу, такъ же опять-таки выполненіе общей работы онъ дѣлаетъ своимъ сознательнымъ предметомъ; цѣлое, какъ цѣлое, будетъ его произведеніемъ, которому индивидъ жертвуетъ собою и тѣмъ самымъ получаетъ себя отъ него обратно. Здѣсь нѣтъ ничего, что бы не было обоюднымъ, ничего, въ чемъ самостоятельность индивида, растворяя свое бытіе для себя, отрицая самоё себя, не придавала бы себѣ положительнаго значенія быть для себя. Это единство бытія для другого, т.-е. дѣланія себя вещью, и бытія для себя, эта всеобщая субстанція, говоритъ всеобщимъ языкомъ въ нравахъ и законахъ народа. Однако, эта сущая неизмѣнная сущность есть не что иное, какъ выраженіе той же, повидимому, противоположной ей, единичной индивидуальности. Законы высказываютъ, чѣмъ каждый единичный индивидъ является и что онъ дѣлаетъ; индивидъ узнаетъ эту всеобщую сущность нетолько какъ свою всеобщую предметную вещественность, но узнаетъ и себя въ ней, т.-е. находитъ ее раздробленной въ своей собственной индивидуальности и въ каждомъ изъ своихъ согражданъ. Поэтому во всеобщемъ духѣ каждый имѣетъ только собственную свою достовѣрность, достовѣрность того, что онъ ничего не можетъ найти въ сущей дѣйствительности, кромѣ себя самого; въ другихъ онъ увѣренъ такъ же, какъ въ себѣ. Я созерцаю, что всѣ для самихъ себя являются только такими же самостоятельными сущностями, какъ и я; я созерцаю въ нихъ свободное единство съ другими; такъ что самое это единство существуетъ какъ черезъ меня, такъ и черезъ другихъ. Ихъ я созерцаю какъ меня, меня какъ ихъ.
Поэтому въ свободномъ народѣ поистинѣ осуществляется разумъ; онъ есть настоящій живой духъ, въ которомъ индивидъ не только находитъ свое опредѣленіе, т.-е. свою всеобщую и единичную сущность, высказанной и наличной въ качествѣ вещественности, но самъ является этой сущностью и достигаетъ своего опредѣленія. Вотъ почему у мудрѣйшихъ людей древности сложилось изреченіе, что мудрость и добродѣтель состоятъ въ томъ, чтобы жить согласно съ нравами своего народа.
2. (Обратное движеніе, содержавшееся въ этомъ направленіи. Возникновеніе моральности). Ио самосознаніе, сначала только непосредственно и по своему понятію являющееся духомъ, лишилось счастья достичь своего опредѣленія и жить въ немъ, или же оно его еще вовсе не достигло, — и то и другое можно сказать съ равнымъ правомъ.
Разумъ долженъ лишиться этого счастья потому, что жизнь свободнаго народа только въ себѣ или непосредственно есть реальная нравственность, т.-е. эта нравственность есть сущая, а потому и этотъ всеобщій духъ самъ единиченъ. Онъ есть нравы и законы, взятые въ цѣломъ, опредѣленная нравственная субстанція, которая только въ высшемъ моментѣ, т.-е. въ сознаніи своей сущности, сбрасываетъ ограниченіе и только въ этомъ познаніи обладаетъ абсолютной истиной, а не непосредственно въ своемъ бытіи. Въ бытіи же она отчасти ограничена, а отчасти абсолютное ограниченіе въ томъ именно и состоитъ, что духъ существуетъ въ формѣ бытія.
своих потребностей он достигает только при помощи работы других. Как уже в своей единичной работе единичный индивид бессознательно выполняет общую работу, так же опять-таки выполнение общей работы он делает своим сознательным предметом; целое, как целое, будет его произведением, которому индивид жертвует собою и тем самым получает себя от него обратно. Здесь нет ничего, что бы не было обоюдным, ничего, в чём самостоятельность индивида, растворяя свое бытие для себя, отрицая самоё себя, не придавала бы себе положительного значения быть для себя. Это единство бытия для другого, т. е. делания себя вещью, и бытия для себя, эта всеобщая субстанция, говорит всеобщим языком в нравах и законах народа. Однако, эта сущая неизменная сущность есть не что иное, как выражение той же, по-видимому, противоположной ей, единичной индивидуальности. Законы высказывают, чем каждый единичный индивид является и что он делает; индивид узнает эту всеобщую сущность нетолько как свою всеобщую предметную вещественность, но узнает и себя в ней, т. е. находит ее раздробленной в своей собственной индивидуальности и в каждом из своих сограждан. Поэтому во всеобщем духе каждый имеет только собственную свою достоверность, достоверность того, что он ничего не может найти в сущей действительности, кроме себя самого; в других он уверен так же, как в себе. Я созерцаю, что все для самих себя являются только такими же самостоятельными сущностями, как и я; я созерцаю в них свободное единство с другими; так что самое это единство существует как через меня, так и через других. Их я созерцаю как меня, меня как их.
Поэтому в свободном народе поистине осуществляется разум; он есть настоящий живой дух, в котором индивид не только находит свое определение, т. е. свою всеобщую и единичную сущность, высказанной и наличной в качестве вещественности, но сам является этой сущностью и достигает своего определения. Вот почему у мудрейших людей древности сложилось изречение, что мудрость и добродетель состоят в том, чтобы жить согласно с нравами своего народа.
2. (Обратное движение, содержавшееся в этом направлении. Возникновение моральности). Ио самосознание, сначала только непосредственно и по своему понятию являющееся духом, лишилось счастья достичь своего определения и жить в нём, или же оно его еще вовсе не достигло, — и то и другое можно сказать с равным правом.
Разум должен лишиться этого счастья потому, что жизнь свободного народа только в себе или непосредственно есть реальная нравственность, т. е. эта нравственность есть сущая, а потому и этот всеобщий дух сам единичен. Он есть нравы и законы, взятые в целом, определенная нравственная субстанция, которая только в высшем моменте, т. е. в сознании своей сущности, сбрасывает ограничение и только в этом познании обладает абсолютной истиной, а не непосредственно в своем бытии. В бытии же она отчасти ограничена, а отчасти абсолютное ограничение в том именно и состоит, что дух существует в форме бытия.
