причемъ повсюду оно будетъ прерываться, нарушаться и искажаться его необузданнымъ вторженіемъ.
Отсюда слѣдуетъ, что въ сформировавшемся наличномъ бытіи можетъ явиться только разумъ, какъ жизнь вообще, которая, однако, въ своемъ различеніи не имѣетъ дѣйствительно въ самой себѣ никакихъ разумныхъ рядовъ и расчлененій и не является обоснованной въ себѣ системой формъ. Если бы въ заключеніи органическаго формированія посредникъ, на долю котораго приходится видъ съ его дѣйствительностью, какъ отдѣльной индивидуальностью, имѣлъ бы въ себѣ самомъ обѣ крайности — внутренней всеобщности и общей индивидуальности, то этотъ посредникъ нашелъ бы выраженіе и природу всеобщности въ движеніи своей дѣйствительности и былъ бы развитіемъ, систематизирующимъ самого себя. Такъ сознаніе находитъ посредника между всеобщимъ духомъ и его единичностью или чувственнымъ сознаніемъ въ системѣ формированія сознанія, какъ упорядоченной до цѣлаго жизни духа, системѣ, которая здѣсь будетъ разсмотрѣна и которая имѣетъ свое предметное наличное бытіе въ качествѣ міровой исторіи. Но органическая природа не имѣетъ никакой исторіи; она непосредственно падаетъ изъ своего всеобщаго, т.-е. жизни, въ единичность наличнаго бытія, а соединенные въ этой дѣйствительности моменты простой опредѣленности и единичной жизни порождаютъ только становленіе, какъ случайное движеніе, въ которомъ каждый имѣетъ свою часть дѣятельности, а цѣлое сохраняется. Но эта подвижность для себя самой ограничена только своимъ пунктомъ, потому что цѣлое не налично въ немъ, а оно не налично потому, что оно, какъ цѣлое, не существуетъ тутъ для себя.
Такимъ образомъ, кромѣ того, что наблюдающій разумъ вообще приходитъ въ органической природѣ къ созерцанію самого себя только въ качествѣ всеобщей жизни вообще, но и созерцаніе ея развитія и реализаціи будетъ происходить для него только по системамъ совершенно общихъ различій, при опредѣленіи которыхъ оказывается, что ихъ сущность заключается не въ органическомъ мірѣ какъ таковомъ, а во всеобщемъ индивидѣ, между различіями земли по разрядамъ, которые устанавливаетъ родъ.
Такимъ образомъ, всеобщность органическойжизни въ ея дѣйствительности, непосредственно, безъ помощи настоящихъ, для себя сущихъ, посредствующихъ ступеней, впадаетъ въ крайнюю единичность, а потому наблюдающее сознаніе имѣетъ передъ собою только мнѣніе, какъ вещь; и если у разума можетъ быть праздный интересъ къ наблюденію этого мнѣнія, то онъ принужденъ ограничиться описаніемъ и перечисленіемъ мнѣній и случаевъ природы. Эта безжизненная свобода мнѣнія, правда, повсюду предлагаетъ наблюденію зачатки законовъ, слѣды необходимости, намеки на порядокъ и на разряды, остроумныя и кажущіяся отношенія. Но что касается отношенія между органическимъ міромъ и существующими различіями неорганическаго міра съ его элементами, поясами и климатами, то наблюденіе, вмѣсто законовъ и необходимыхъ отношеніи, находитъ только значительны я вліянія. Съ другой стороны индивидуальность можно взять не въ значеніи земли, а въ значеніи единства, имманентнаго органической жизни, при чемъ хотя она и составляетъ родъ въ непосредственномъ
причем повсюду оно будет прерываться, нарушаться и искажаться его необузданным вторжением.
Отсюда следует, что в сформировавшемся наличном бытии может явиться только разум, как жизнь вообще, которая, однако, в своем различении не имеет действительно в самой себе никаких разумных рядов и расчленений и не является обоснованной в себе системой форм. Если бы в заключении органического формирования посредник, на долю которого приходится вид с его действительностью, как отдельной индивидуальностью, имел бы в себе самом обе крайности — внутренней всеобщности и общей индивидуальности, то этот посредник нашел бы выражение и природу всеобщности в движении своей действительности и был бы развитием, систематизирующим самого себя. Так сознание находит посредника между всеобщим духом и его единичностью или чувственным сознанием в системе формирования сознания, как упорядоченной до целого жизни духа, системе, которая здесь будет рассмотрена и которая имеет свое предметное наличное бытие в качестве мировой истории. Но органическая природа не имеет никакой истории; она непосредственно падает из своего всеобщего, т. е. жизни, в единичность наличного бытия, а соединенные в этой действительности моменты простой определенности и единичной жизни порождают только становление, как случайное движение, в котором каждый имеет свою часть деятельности, а целое сохраняется. Но эта подвижность для себя самой ограничена только своим пунктом, потому что целое не налично в нём, а оно не налично потому, что оно, как целое, не существует тут для себя.
Таким образом, кроме того, что наблюдающий разум вообще приходит в органической природе к созерцанию самого себя только в качестве всеобщей жизни вообще, но и созерцание её развития и реализации будет происходить для него только по системам совершенно общих различий, при определении которых оказывается, что их сущность заключается не в органическом мире как таковом, а во всеобщем индивиде, между различиями земли по разрядам, которые устанавливает род.
Таким образом, всеобщность органическойжизни в её действительности, непосредственно, без помощи настоящих, для себя сущих, посредствующих ступеней, впадает в крайнюю единичность, а потому наблюдающее сознание имеет перед собою только мнение, как вещь; и если у разума может быть праздный интерес к наблюдению этого мнения, то он принужден ограничиться описанием и перечислением мнений и случаев природы. Эта безжизненная свобода мнения, правда, повсюду предлагает наблюдению зачатки законов, следы необходимости, намеки на порядок и на разряды, остроумные и кажущиеся отношения. Но что касается отношения между органическим миром и существующими различиями неорганического мира с его элементами, поясами и климатами, то наблюдение, вместо законов и необходимых отношении, находит только значительны я влияния. С другой стороны индивидуальность можно взять не в значении земли, а в значении единства, имманентного органической жизни, при чём хотя она и составляет род в непосредственном
