жить его, находя въ немъ хотя и удостовѣреніе, но только удостовѣреніе того, какимъ оно является для себя, т.-е. своей раздвоенности.
Дѣйствительность, противъ которой обращаются желаніе и трудъ, не кажется болѣе этому сознанію ничтожною въ себѣ, имъ только снимаемой и поглощаемой, а такою, каково оно само, дѣйствительностью, расколотой на-двое, которая въ себѣ ничтожна только съ одной стороны съ другой же является также и освященнымъ міромъ. Она есть форма неизмѣннаго, потому что неизмѣнное сохранило въ себѣ единичность, и такъ какъ оно, какъ неизмѣнное, обладаетъ всеобщностью, то его единичность имѣетъ вообще значеніе всякой дѣйствительности.
Если бы сознаніе было для себя самостоятельнымъ сознаніемъ, а дѣйствительность являлась ему ничтожной въ себѣ и для себя, оно трудомъ и потребленіемъ достигало бы чувства своей независимости, иотому что само снимало бы дѣйствительность. Но такъ какъ дѣйствительность есть для него форма неизмѣннаго, оно не способно снять ее собою. Напротивъ, хотя оно, правда, достигаетъ уничтоженія дѣйствительности и потребляетъ ее, но это возможно для него въ сущности потому, что неизмѣнное само жертвуетъ своей формой и предоставляетъ ее ему для потребленія. — Сознаніе со своей стороны выступаетъ тутъ тоже какъ дѣйствительное, но и какъ внутренно разбитое, и эта его раздвоенность, распадающаяся на отношеніе къ дѣйствительности, т.-е. бытіе для себя, и на бытіе въ себѣ, проявляется въ его трудѣ и потребленіи. Это отношеніе къ дѣйствительности есть измѣненіе или дѣланіе, бытіе для себя, принадлежащее единичному сознанію, какъ таковому. Но тутъ сознаніе присутствуетъ и въ себѣ, и эта сторона ето принадлежитъ неизмѣнному потустороннему міру; измѣненіе и дѣланіе суть способности и силы, чуждый даръ,’ тоже предоставляемый неизмѣннымъ сознанію для его употребленія.
Въ своемъ дѣланіи сознаніе, поэтому, прежде всего имѣетъ отношеніе къ двумъ крайностямъ; ему, какъ дѣйствующему по сю сторону, съ другой стороны противополагается пассивная дѣйствительность; обѣ стороны находятся въ связи другъ съ другомъ, но обѣ также возвратились въ неизмѣнное и твердо держатся въ себѣ. Съ обѣихъ сторонъ поэтому только одна поверхность смѣняется на другую, въ игрѣ дви-женія противополагаясь другой. Дѣйствительность, какъ одинъ крайній членъ противоположности, снимается дѣятельностью, какъ другимъ крайнимъ членомъ; однако, первая только иотому можетъ быть снятой, что ее снимаетъ ея же неизмѣнная сущность, себя отталкиваетъ отъ себя же, и отдѣленное предоставляетъ дѣятельности. Дѣятельная сила является властью, въ которой дѣйствительность растворяется; но для сознанія, бытіе въ себѣ или сущность котораго есть другое, эта власть, въ которую оно облекается въ дѣятельности, является потусторонней ему самому. Такимъ образомъ, вмѣсто того, чтобы изъ своего дѣланія возвратиться въ себя и убѣдиться въ себѣ для себя же, сознаніе рефлектируетъ это движеніе дѣланія обратно въ другую крайность, которая поэтому изображается какъ совершенно всеобщая абсолютная власть, отъ которой движеніе исходитъ во всѣ стороны, и которая является сущиостыо какъ самой смѣны, такъ и разлагающихся крайностей, какими онѣ выступили сначала.
За то, что неизмѣнное сознаніе отрекается отъ своей формы е жертвуетъ
жить его, находя в нём хотя и удостоверение, но только удостоверение того, каким оно является для себя, т. е. своей раздвоенности.
Действительность, против которой обращаются желание и труд, не кажется более этому сознанию ничтожною в себе, им только снимаемой и поглощаемой, а такою, каково оно само, действительностью, расколотой на-двое, которая в себе ничтожна только с одной стороны с другой же является также и освященным миром. Она есть форма неизменного, потому что неизменное сохранило в себе единичность, и так как оно, как неизменное, обладает всеобщностью, то его единичность имеет вообще значение всякой действительности.
Если бы сознание было для себя самостоятельным сознанием, а действительность являлась ему ничтожной в себе и для себя, оно трудом и потреблением достигало бы чувства своей независимости, иотому что само снимало бы действительность. Но так как действительность есть для него форма неизменного, оно не способно снять ее собою. Напротив, хотя оно, правда, достигает уничтожения действительности и потребляет ее, но это возможно для него в сущности потому, что неизменное само жертвует своей формой и предоставляет ее ему для потребления. — Сознание со своей стороны выступает тут тоже как действительное, но и как внутренне разбитое, и эта его раздвоенность, распадающаяся на отношение к действительности, т. е. бытие для себя, и на бытие в себе, проявляется в его труде и потреблении. Это отношение к действительности есть изменение или делание, бытие для себя, принадлежащее единичному сознанию, как таковому. Но тут сознание присутствует и в себе, и эта сторона ето принадлежит неизменному потустороннему миру; изменение и делание суть способности и силы, чуждый дар,’ тоже предоставляемый неизменным сознанию для его употребления.
В своем делании сознание, поэтому, прежде всего имеет отношение к двум крайностям; ему, как действующему по сю сторону, с другой стороны противополагается пассивная действительность; обе стороны находятся в связи друг с другом, но обе также возвратились в неизменное и твердо держатся в себе. С обеих сторон поэтому только одна поверхность сменяется на другую, в игре дви-жения противополагаясь другой. Действительность, как один крайний член противоположности, снимается деятельностью, как другим крайним членом; однако, первая только иотому может быть снятой, что ее снимает её же неизменная сущность, себя отталкивает от себя же, и отделенное предоставляет деятельности. Деятельная сила является властью, в которой действительность растворяется; но для сознания, бытие в себе или сущность которого есть другое, эта власть, в которую оно облекается в деятельности, является потусторонней ему самому. Таким образом, вместо того, чтобы из своего делания возвратиться в себя и убедиться в себе для себя же, сознание рефлектирует это движение делания обратно в другую крайность, которая поэтому изображается как совершенно всеобщая абсолютная власть, от которой движение исходит во все стороны, и которая является сущиостыо как самой смены, так и разлагающихся крайностей, какими они выступили сначала.
За то, что неизменное сознание отрекается от своей формы е жертвует
