потому и безъ послѣдствій, должно также считаться безконечною заслугою кантовой философіи. Умозаключеніе — также тройственное — всегда признавалось общею формою разума, но оно отчасти считалось вообще нѣкоторою вполнѣ внѣшнею, не опредѣляющею природы содержанія формою, отчасти же, такъ какъ оно въ формальномъ смыслѣ протекаетъ лишь черезъ разсудочное опредѣленіе тожества, ему не хватаетъ существеннаго, діалектическаго момента, отрицательности; послѣднее выступаетъ въ тройственности опредѣленій, такъ какъ третье опредѣленіе есть единство двухъ первыхъ, но послѣднія, какъ различныя, могутъ быть въ единствѣ, лишь какъ снятыя. Формализмъ хотя также усвоилъ себѣ тройственность и удержался въ ея пустой схемѣ; но поверхностная безпорядочность и пустота новаго, такъ назыв, философскаго построенія, состоящаго единственно въ томъ, чтобы повсюду придерживаться этой формальной схемы, безъ понятія и имманентнаго опредѣленія, и употреблять ее для установленія внѣшняго порядка, сдѣлали эту форму скучною и пріобрѣли ей дурную славу. Однако пошлость этого употребленія не можетъ еще уничтожать его внутренней стоимости, и все же слѣдуетъ высоко цѣнить то, что тѣмъ самымъ найденъ хотя бы непонятный еще образъ разумнаго.
Ближайшимъ же образомъ третье есть непосредственное, но черезъ бытіе опосредованія, простое черезъ снятіе различенія, положительное черезъ снятіе отрицательнаго, понятіе, реализовавшее себя черезъ инобытіе, совпавшее съ собою черезъ снятіе этой реальности и возстановившее свою абсолютную реальность, свое простое отношеніе къ себѣ. Этотъ результатъ есть поэтому истина. Онъ есть настолько же непосредственность, насколько опосредованіе; но эти формы сужденія: третье есть непосредственность и опосредованіе, или: оно есть ихъ единство, не въ состояніи схватить его, такъ какъ онъ не есть покоящееся третье, а именно это единство, которое есть опосредывающее съ самимъ собою движеніе и дѣятельность. Какъ начинающее есть общее, такъ результатъ есть единичное, конкретное, субъектъ; чтб первое есть въ себѣ, то второе есть также для себя, общее положено въ субъектѣ. Два первыхъ момента тройственности суть моменты отвлеченные, неистинные, которые именно потому діалектичны и черезъ эту свою отрицательность становятся субъектомъ. Самое понятіе, ближайшимъ образомъ, для насъ, есть какъ сущее въ себѣ общее, такъ и сущая для себя отрицательность, а также, какъ третье, сущее въ себѣ и для себя, общее, прошедшее черезъ всѣ моменты умозаключенія; но третье есть и заключеніе, въ коемъ оно опосредовано съ самимъ собою черезъ свою отрицательность и тѣмъ самымъ положено для себя, какъ общее и тожественное своихъ моментовъ.
Этотъ результатъ, какъ возвратившееся въ себя и тожественное себѣ цѣлое, вновь сообщило себѣ форму непосредственности. А тѣмъ самымъ оно само таково, какимъ опредѣлило себя начинающее. Какъ простое отношеніе къ себѣ, оно есть нѣчто общее, и отрицательность, составлявшая его діалектику и опосредованіе, совпала въ этой общности также въ простую опредѣленность, которая можетъ вновь быть началомъ. Можетъ ближай-
потому и без последствий, должно также считаться бесконечною заслугою кантовой философии. Умозаключение — также тройственное — всегда признавалось общею формою разума, но оно отчасти считалось вообще некоторою вполне внешнею, не определяющею природы содержания формою, отчасти же, так как оно в формальном смысле протекает лишь через рассудочное определение тожества, ему не хватает существенного, диалектического момента, отрицательности; последнее выступает в тройственности определений, так как третье определение есть единство двух первых, но последние, как различные, могут быть в единстве, лишь как снятые. Формализм хотя также усвоил себе тройственность и удержался в её пустой схеме; но поверхностная беспорядочность и пустота нового, так назыв, философского построения, состоящего единственно в том, чтобы повсюду придерживаться этой формальной схемы, без понятия и имманентного определения, и употреблять ее для установления внешнего порядка, сделали эту форму скучною и приобрели ей дурную славу. Однако пошлость этого употребления не может еще уничтожать его внутренней стоимости, и всё же следует высоко ценить то, что тем самым найден хотя бы непонятный еще образ разумного.
Ближайшим же образом третье есть непосредственное, но через бытие опосредования, простое через снятие различения, положительное через снятие отрицательного, понятие, реализовавшее себя через инобытие, совпавшее с собою через снятие этой реальности и восстановившее свою абсолютную реальность, свое простое отношение к себе. Этот результат есть поэтому истина. Он есть настолько же непосредственность, насколько опосредование; но эти формы суждения: третье есть непосредственность и опосредование, или: оно есть их единство, не в состоянии схватить его, так как он не есть покоящееся третье, а именно это единство, которое есть опосредывающее с самим собою движение и деятельность. Как начинающее есть общее, так результат есть единичное, конкретное, субъект; чтб первое есть в себе, то второе есть также для себя, общее положено в субъекте. Два первых момента тройственности суть моменты отвлеченные, неистинные, которые именно потому диалектичны и через эту свою отрицательность становятся субъектом. Самое понятие, ближайшим образом, для нас, есть как сущее в себе общее, так и сущая для себя отрицательность, а также, как третье, сущее в себе и для себя, общее, прошедшее через все моменты умозаключения; но третье есть и заключение, в коем оно опосредовано с самим собою через свою отрицательность и тем самым положено для себя, как общее и тожественное своих моментов.
Этот результат, как возвратившееся в себя и тожественное себе целое, вновь сообщило себе форму непосредственности. А тем самым оно само таково, каким определило себя начинающее. Как простое отношение к себе, оно есть нечто общее, и отрицательность, составлявшая его диалектику и опосредование, совпала в этой общности также в простую определенность, которая может вновь быть началом. Может ближай-
