мотожество, безъ того-то именно (eine Der-I)ie-Das — Selbigkeit! ohne Derheit, Diebeit, Dasheit); ибо послѣднее еще дремлетъ въ безкопеч-номъ=Оѣ неопредѣленнаго, изъ котораго, между тѣмъ, должно произойти все и всякое опредѣленное. Чѣмъ вносится конечность въ эти три безконечности? что оплодотворяетъ а priori пространство и время числомъ и мѣрою и превращаетъ ихъ въ чистое многообразіе? что приводитъ въ колебаніе чистую самодѣятельность (я)? какимъ образомъ ея чистая гласная осложняется согласною или, правильнѣе, какимъ образомъ прекращается ея беззвучное непрерывное надуваніе, прерывая себя, дабы пріобрѣсти по меньшей мѣрѣ родъ собственнаго звука, нѣкоторый акцентъ?“ Какъ видно, Якоби очень опредѣлительно выяснилъ себѣ безплодность всякой отвлеченности, будетъ ли то абсолютное, т.-е. лишь отвлеченное, пространство, или таковое же время, или таковое же чистое сознаніе, я; онъ настаиваетъ на этомъ въ тѣхъ видахъ, чтобы доказать невозможность перехода къ другому, къ условію синтеза и къ самому синтезу. Интересующій въ данномъ случаѣ синтезъ долженъ быть не связью внѣшнимъ образомъ уже данныхъ опредѣленій, — но дѣло идетъ отчасти о возникновеніи второго къ нѣкоторому первому, опредѣленнаго къ неопредѣленному первоначальному, отчасти объ имманентномъ синтезѣ, синтезѣ а priori, — о единствѣ различнаго, о сущемъ въ себѣ и для себя. Становленіе и есть этотъ имманентный синтезъ бытія и ничто; но такъ какъ со словомъ синтезъ ближе всего соединяется смыслъ внѣшняго соединенія внѣшнимъ образомъ противоположныхъ данныхъ, то названіе синтеза, синтетическаго единства, совершенно правильно оставлено безъ употребленія. Якоби спрашиваетъ, какимъ образомъ чистая гласная я осложняется согласною, чтб вноситъ опредѣленность въ неопредѣленность. На вопросъ: что? отвѣчать было бы легко, и Кантъ по-своему на него отвѣчаетъ; но вопросъ: какъ? означаетъ: какимъ родомъ и способомъ, по какимъ отношеніямъ и т. п., и потому требуетъ указанія особой категоріи; но о родѣ и способѣ, которые суть категоріи разсудка, здѣсь еще не можетъ быть и рѣчи. Вопросъ: какъ? принадлежитъ самъ къ дурнымъ привычкамъ рефлексіи, которая спрашиваетъ о понятности, а сама при этомъ предполагаетъ свои неподвижныя категоріи и потому заранѣе вооружается противъ отвѣта но то, о чемъ спрашиваетъ. Высшаго значенія вопроса о необходимости синтеза этотъ вопросъ у Якоби не имѣетъ, такъ какъ онъ, какъ сказано, твердо держится за отвлеченности для доказательства невозможности синтеза. Особенно наглядно описываетъ онъ (стр. 147) процедуру отвлеченія по отношенію къ пространству. "Я долженъ на это время стараться совсѣмъ забыть, что я что-либо видѣлъ, слышалъ, трогалъ или къ чему-либо прикасался, не исключая и себя самого. Совсѣмъ, совсѣмъ, совсѣмъ долженъ я забыть всякое движеніе, и именно потому, что это ^забвеніе всего труднѣе, я долженъ особенно заботиться объ этомъ забвеніи. Вообще я долженъ все то, что и поскольку я его отстранилъ отъ мысли, вполнѣ и совершенно отбросить и не удерживать ничего, кромѣ насильно остановленнаго представленія одного безконечнаго, неизмѣннаго пространства. Поэтому я не
мотожество, без того-то именно (eine Der-I)ie-Das — Selbigkeit! ohne Derheit, Diebeit, Dasheit); ибо последнее еще дремлет в бескопеч-ном=Ое неопределенного, из которого, между тем, должно произойти всё и всякое определенное. Чем вносится конечность в эти три бесконечности? что оплодотворяет а priori пространство и время числом и мерою и превращает их в чистое многообразие? что приводит в колебание чистую самодеятельность (я)? каким образом её чистая гласная осложняется согласною или, правильнее, каким образом прекращается её беззвучное непрерывное надувание, прерывая себя, дабы приобрести по меньшей мере род собственного звука, некоторый акцент?“ Как видно, Якоби очень определительно выяснил себе бесплодность всякой отвлеченности, будет ли то абсолютное, т. е. лишь отвлеченное, пространство, или таковое же время, или таковое же чистое сознание, я; он настаивает на этом в тех видах, чтобы доказать невозможность перехода к другому, к условию синтеза и к самому синтезу. Интересующий в данном случае синтез должен быть не связью внешним образом уже данных определений, — но дело идет отчасти о возникновении второго к некоторому первому, определенного к неопределенному первоначальному, отчасти об имманентном синтезе, синтезе а priori, — о единстве различного, о сущем в себе и для себя. Становление и есть этот имманентный синтез бытия и ничто; но так как со словом синтез ближе всего соединяется смысл внешнего соединения внешним образом противоположных данных, то название синтеза, синтетического единства, совершенно правильно оставлено без употребления. Якоби спрашивает, каким образом чистая гласная я осложняется согласною, чтб вносит определенность в неопределенность. На вопрос: что? отвечать было бы легко, и Кант по-своему на него отвечает; но вопрос: как? означает: каким родом и способом, по каким отношениям и т. п., и потому требует указания особой категории; но о роде и способе, которые суть категории рассудка, здесь еще не может быть и речи. Вопрос: как? принадлежит сам к дурным привычкам рефлексии, которая спрашивает о понятности, а сама при этом предполагает свои неподвижные категории и потому заранее вооружается против ответа но то, о чём спрашивает. Высшего значения вопроса о необходимости синтеза этот вопрос у Якоби не имеет, так как он, как сказано, твердо держится за отвлеченности для доказательства невозможности синтеза. Особенно наглядно описывает он (стр. 147) процедуру отвлечения по отношению к пространству. "Я должен на это время стараться совсем забыть, что я что-либо видел, слышал, трогал или к чему-либо прикасался, не исключая и себя самого. Совсем, совсем, совсем должен я забыть всякое движение, и именно потому, что это ^забвение всего труднее, я должен особенно заботиться об этом забвении. Вообще я должен всё то, что и поскольку я его отстранил от мысли, вполне и совершенно отбросить и не удерживать ничего, кроме насильно остановленного представления одного бесконечного, неизменного пространства. Поэтому я не
