Страница:Гегель. Сочинения. Т. VII (1934).djvu/40

Эта страница была вычитана
29
ВВЕДЕНИЕ

новления Вокония, что должно считать более необходимым, чем закон Лициния? И однако все они, сообщавшие силу государству, вычеркнуты и преданы забвению). — Эти законы постольку поло­жительны, поскольку их значение и целесообразность коренятся в обстоятельствах, поскольку, следовательно, они вообще обла­дают лишь исторической ценностью: поэтому они носят времен­ный, преходящий характер. Мудрость законодателей и правительств, проявившаяся в том, что̀ они сделали и установили, считаясь с по­ложением вещей и обстоятельствами времени, есть нечто особое и должна быть оценена историей, от которой она получит тем более глубокое признание, чем более эта оценка будет поддержана с фи­лософской точки зрения. — Что же касается дальнейших оправда­ний Двенадцати таблиц от обвинений Фаворина, то я приведу один образчик, так как в нем Цецилий пускает в ход бессмертный обман рассудочного метода в его рассуждательства, — бессмертный обман, состоящий в том, что в пользу дурного дела приводят хорошее основание и полагают, что этим оно уже оправдано. В защиту отвратительного закона, дававшего право кредитору по истечении срока ссуды убить должника или продать его в рабство и даже, если есть несколько кре­диторов, отрезывать от должника куски и таким образом разделить его между ними, причем, если кто-нибудь отрежет слишком много или слишком мало, то из этого обстоятельства не должно возникнуть для него никакого юридического ущерба (пункт, который пригодился бы шекспировскому Шейлоку в «Венецианском купце» и был бы им принят с благодарностью), — в пользу этого закона Цецилий указы­вает то хорошее основание, что благодаря ему были еще больше упрочены верность слову и доверие друг к другу, а закон, именно ввиду его отвратительности, никогда не получал применения. В этом бессмысленном рассуждении он не только упускает из виду соображение что именно благодаря этому установлению уничтожается то, чего он намерен достичь — верность слову и доверие друг к другу договариваю­щихся сторон, но даже забывает то, что тотчас вслед за этим он сам же указывает, а именно, что закон о лжесвидетельстве не оказал ожи­давшегося действия вследствие чрезмерной суровости установленного им наказания. — А что собственно хочет сказать г-н Гуго своим за­мечанием, что Фаворин не понимал указанного закона, этого никак не уразумеешь: каждый школьник способен понять этот закон, и лучше всех понимал бы Шейлок вышеуказанный, столь выгодный для него пункт закона; под словом «понимать» г. Гуго, должно быть, разумеет лишь ту рассудочную образованность, которая, имея дело с таким