Страница:Гегель. Сочинения. Т. VII (1934).djvu/127

Эта страница была вычитана
117
ОТДЕЛ ТРЕТИЙ. НЕПРАВДА

сюда понятий, необходимо будет господствовать путаница в воззре­ниях на наказание.

Прибавление. Фейербаховская теория наказания основывает его на застращивании и полагает, что если кто-нибудь, несмотря на угрозу, все же совершил преступление, то должно последовать наказание, потому что преступник знал о нем раньше. Но как обстоит дело с право­мерностью угрозы? Последняя исходит из понимания человека как несвободного и хочет принудить его посредством представления о не­коем грозящем ему зле. Но право и справедливость должны иметь своим обиталищем свободу и волю, а не несвободу, к каковой обращает­ся угроза. Похоже на то, что, как мы замахиваемся палкой на собаку, так и с человеком обращаются, следуя такому обоснованию наказания, не согласно его чести и свободе, а как с собакой. Но угроза, которая в сущности может довести человека до такого возмущения, что он за­хочет доказать свою свободу по отношению к ней, совершенно отодви­гает в сторону справедливость. Психологическое принуждение может относиться лишь к качественным и количественным различиям преступ­ления, а не к природе самого преступления, и уголовным кодексам, которые возникли на почве этого учения, недоставало, следовательно, надлежащего фундамента.

§ 100

Поражение, постигающее престуника, не только справедливо в себе, — в качестве справедливого поражения оно представляет собою вместе с тем его в себе сущую волю, наличное бытие его свободы, его право, — а есть также право, положение в самом преступнике, т. е. оно положено в его налично сущей воле, в его поступке. Ибо в его по­ступке как поступке разумного существа подразумевается, что он есть нечто всеобщее, что им устанавливается закон, который это ра­зумное существо признает для себя в этом поступке, закон, под кото­рый его, следовательно, можно подвести, как под то, что есть его право.

Примечание. Беккария, как известно, совершенно не признавал за государством права на смертную казнь, так как нельзя предпола­гать, чтобы в общественном договоре содержалось согласие индиви­дуумов дать себя умертвить, а скорее следует допускать совершенно противоположное предположение. Но государство не есть вообще договор (см. § 75) и защита и обеспечение жизни и собственности инди­видуумов как единичных отнюдь не есть его субстанциальная сущ­ность, а, скорее, наоборот, государство есть то наивысшее, которое изъявляет притязание также и на самое эту жизнь и самое эту собствен-