онъ писалъ ко мнѣ еще въ Смоленскъ о передвиженіи, но я не получилъ его увѣдомленія.
По пріѣздѣ въ Луцкъ, обратился я къ полицеймейстеру съ просьбою о квартирѣ и разсказалъ ему, какимъ образомъ прибылъ. Такъ какъ прежде мы стояли отъ Луцка верстахъ въ двадцати, то я часто бывалъ тамъ и былъ знакомъ съ полицеймейстеромъ. Это былъ отставной раненый кавалерійскій маіоръ и прекрасный человѣкъ. «Ахъ, батюшка мой», сказалъ онъ мнѣ, «не знаю, что мнѣ съ вами дѣлать и гдѣ васъ помѣстить. Вы не можете себѣ представить, что у насъ за суматоха… Всѣ дома заняты и нѣтъ уголка свободнаго. Тутъ князь Багратіонъ со всѣмъ своимъ штабомъ… вся армія собралась около Луцка… Давай квартиры, строй печи для заготовленія сухарей, давай дрова, давай подводы и все на свѣтѣ. Мнѣ приходится просто хоть въ рѣку броситься… Когда я сказалъ князю, что невозможно выполнить такихъ требованій, то онъ закричалъ: «Знать ничего не хочу… Чтобъ было, не то — повѣшу». — Меня повѣсить!.. Повѣсить стараго служаку!.. Я самъ служилъ моему Государю… кровь свою проливалъ…» И добрякъ полицеймейстеръ до того разгорячился, что, скинувъ сюртукъ и разстегнувъ рубашку, сказалъ: «Вотъ посмотрите мои раны!» — Въ самомъ дѣлѣ, плечо и рука были у него порядочно поранены. Тутъ обратился онъ къ стоявшему квартальному, чтобы нашелъ мнѣ квартиру. Когда тотъ сказалъ, что рѣшительно не знаетъ, куда меня помѣстить, то онъ обратился къ нему: «Пожалуйста, помѣстите гдѣ-нибудь. Не ночевать же господину офицеру на улицѣ, въ грязи!» Долго я ходилъ съ квартальнымъ по улицамъ: грязь была страшная. Всѣ квартиры были заняты генералами, адъютантами, чиновниками штаба и разными офицерами; солдатъ въ простыхъ хатахъ стояло человѣкъ по десяти и болѣе. Наконецъ нашли мнѣ квартиру. Въ передней большой комнатѣ помѣщалось человѣкъ десять пѣхотныхъ солдатъ; при этой
