движно покачивались въ очень близкомъ разстояніи другъ отъ друга. Въ бинокль можно было разглядѣть на полуютѣ «Витязя» кряжистую, сутуловатую фигуру адмирала, расхаживающаго взадъ и впередъ быстрою походкой, точно звѣрь въ клѣткѣ.
— Зачѣмъ это мы легли въ дрейфъ? спрашивалидругъ у друга офицеры, выскочившіе наверхъ.
Никто не могъ догадаться.
— Адмиралъ, господа, «штормуетъ»! проговорилъ лейтенантъ Полѣновъ, не отрывая глазъ отъ бинокля.
— Ну? Развѣ видно?
— Я вижу по его походкѣ... Бѣгаетъ... и на что-нибудь разсвирѣпѣлъ... Ну, конечно... Вотъ остановился и что-то говоритъ какому-то гардемарину... Должно-быть оретъ... Господа, слышите?..
Всѣ притихли и дѣйствительно услыхали крикъ, донесенный вѣтромъ.
— А вотъ и узнаемъ, почему мы въ дрейфѣ... Опять сигналъ...
— Не сигналъ, а переговоръ...
Черезъ двѣ-три минуты на «Коршунѣ» было извѣстно. что адмиралъ требуетъ гардемарина Ашанина съ отчетомъ и съ запасомъ бѣлья на недѣлю.
Полѣновъ смѣнилъ съ вахты Ашанина и посовѣтовалъ ему собраться скорѣй.
— А то адмиралъ разнесетъ васъ, даромъ что зоветъ погостить. Къ тому же онъ только что штормовалъ...
— Да, торопитесь, Ашанинъ! повторилъ и капитанъ.
Ашанинъ побѣжалъ укладываться. Ворсунька изумленный, что его барина переводятъ среди моря на другое судно, уже былъ въ каютѣ. Лицо его было грустное прегрустное. Онъ думалъ, что Ашанинъ совсѣмъ уходитъ съ корвета.
— Живо, голубчикъ Ворсуня, маленькій чемоданчикъ. Вали туда бѣлья на недѣлю.
