Тамъ были пляски, игры, превращенья
Людей въ животныхъ, и звѣрей въ людей,
Соединенныхъ въ счастіи внушенья.
25 Подъ блескомъ тѣхъ измѣнчивыхъ огней,
Напоминавшихъ лѣтнюю зарницу,
Сплетались члены сказочныхъ тѣней.
Какъ будто кто вращалъ ихъ вереницу,
И женщину всегда ласкалъ козелъ,
30 Мужчина обнималъ всегда волчицу.
Таковъ законъ, иначе—произволъ,
Особый видъ волнующей приправы,
Когда стремится къ полу чуждый полъ.
Но вотъ въ сверканьи свѣчъ сѣдыя травы
35 Качнулись, пошатнулись, возросли,
Какъ души, сладкой полныя отравы.
Неясный мѣсяцъ выступилъ вдали,
Изъ дрогнувшаго на́ небѣ тумана,
И жабы въ черныхъ платьяхъ приползли.
40 Давнишнія созданья Аримана,[1]
Они влекли колдуній молодыхъ,
Еще не знавшихъ сладости дурмана.
Нашъ кругъ разъялся, принялъ ихъ, затихъ,
И демоны къ нимъ жадные припали,
45 Перевернувъ порядокъ членовъ ихъ.
И мѣсяцъ имъ свѣтилъ изъ дымной дали,
И Змѣй нашъ устремилъ на нихъ свой взглядъ,
И мы отъ ихъ блаженства трепетали.