Страница:Бичер-Стоу - Хижина дяди Тома, 1908.djvu/76

Эта страница была вычитана


— 44 —

— Ну, полно же милая, мнѣ это и самому тяжело, — лучше не думать объ этомъ. Гэлей хочетъ поскорѣе покончить дѣла и завтра же вступить во владѣніе людьми. Я велю осѣдлать себѣ лошадь и уѣду съ ранняго утра. Я положительно не могу видѣть Тома; да и тебѣ совѣтую куда нибудь уѣхать и взять съ собой Элизу. Пусть ребенка увезутъ безъ нея.

— Нѣтъ, нѣтъ, — отвѣчала миссисъ Шельби, я ни въ какомъ случаѣ не хочу быть участницей или помощницей въ этомъ жестокомъ дѣлѣ. Я пойду къ бѣдному Тому, помоги ему, господи, перенести его несчастіе! Пусть они по крайней мѣрѣ видятъ, что госпожа сочувствуетъ имъ и горюетъ вмѣстѣ съ ними! А ужъ объ Элизѣ я не могу и подумать. Господи, прости насъ! Чѣмъ мы согрѣшили, что на насъ обрушилось такое тяжелое горе!

Мистеръ и миссисъ Шельби не подозрѣвали, что разговоръ ихъ подслушанъ.

Рядомъ съ ихъ комнатой былъ большой чуланъ, дверь котораго выходила вь сѣни. Когда миссисъ Шельби отпустила Элизу спать, лихорадочно возбужденное воображеніе молодой женщины подсказало ей спрятаться въ этомъ чуланѣ. Она прильнула ухомъ къ дверной щели и не пропустила ни слова изъ всего разговора.

Когда голоса умолкли, она встала и безшумно вышла изъ чулана. Блѣдная, дрожащая, съ застывшими чертами лица и стиснутыми губами она совсѣмъ не походила на то кроткое, робкое существо, какимъ была до тѣхъ поръ. Она осторожно продалась по наружной галлереѣ, остановилась на минуту около комнаты своей госпожи, подняла руки къ небу съ нѣмой мольбой и затѣмъ проскользнула въ свою собственную комнату. Это былъ хорошенькій, уютный уголокъ въ одномъ этажѣ съ комнатой ея госпожи, вотъ большое свѣтлое окно, около котораго она такъ часто сидѣла, распѣвая, за работой; вотъ полочка съ книгами и разными мелкими вещицами, — все рождественскіе подарки, — вотъ шкафъ и комоду гдѣ хранится ея незатѣйливый гардеробъ, однимъ словомъ, здѣсь ея домъ, ея собственный уголокъ, въ которомъ ей въ сущности, счастливо жилось до сихъ поръ. Здѣсь на кровати лежалъ ея спящій мальчикъ, длинныя кудри его разсыпались по подушкѣ, розовый: ротикъ былъ полуоткрыть, маленькія, толстенькія ручки разметались по одѣяльцу, веселая улыбка освѣщала все его личико.

— Бѣдный мальчикъ! мой бѣдный крошка! — сказала Элиза, тебя продали, но мать спасетъ тебя!


Тот же текст в современной орфографии

— Ну, полно же милая, мне это и самому тяжело, — лучше не думать об этом. Гэлей хочет поскорее покончить дела и завтра же вступить во владение людьми. Я велю оседлать себе лошадь и уеду с раннего утра. Я положительно не могу видеть Тома; да и тебе советую куда-нибудь уехать и взять с собой Элизу. Пусть ребенка увезут без неё.

— Нет, нет, — отвечала миссис Шельби, я ни в каком случае не хочу быть участницей или помощницей в этом жестоком деле. Я пойду к бедному Тому, помоги ему, господи, перенести его несчастье! Пусть они по крайней мере видят, что госпожа сочувствует им и горюет вместе с ними! А уж об Элизе я не могу и подумать. Господи, прости нас! Чем мы согрешили, что на нас обрушилось такое тяжелое горе!

Мистер и миссис Шельби не подозревали, что разговор их подслушан.

Рядом с их комнатой был большой чулан, дверь которого выходила вь сени. Когда миссис Шельби отпустила Элизу спать, лихорадочно возбужденное воображение молодой женщины подсказало ей спрятаться в этом чулане. Она прильнула ухом к дверной щели и не пропустила ни слова из всего разговора.

Когда голоса умолкли, она встала и бесшумно вышла из чулана. Бледная, дрожащая, с застывшими чертами лица и стиснутыми губами она совсем не походила на то кроткое, робкое существо, каким была до тех пор. Она осторожно продалась по наружной галерее, остановилась на минуту около комнаты своей госпожи, подняла руки к небу с немой мольбой и затем проскользнула в свою собственную комнату. Это был хорошенький, уютный уголок в одном этаже с комнатой её госпожи, вот большое светлое окно, около которого она так часто сидела, распевая, за работой; вот полочка с книгами и разными мелкими вещицами, — всё рождественские подарки, — вот шкаф и комоду где хранится её незатейливый гардероб, одним словом, здесь её дом, её собственный уголок, в котором ей в сущности, счастливо жилось до сих пор. Здесь на кровати лежал её спящий мальчик, длинные кудри его рассыпались по подушке, розовый: ротик был полуоткрыть, маленькие, толстенькие ручки разметались по одеяльцу, веселая улыбка освещала всё его личико.

— Бедный мальчик! мой бедный крошка! — сказала Элиза, тебя продали, но мать спасет тебя!