— Матушка, сдѣлай постель мнѣ мою.
Матушка, матушка, не утаю,
Худо мнѣ, словно отраву я пью.
Не говори лишь супругѣ моей,
Въ гробъ я войду съ истеченьемъ трехъ дней,
Сглазъ Горриганы, я встрѣтился съ ней.—
Только три дня миновали, и вотъ—
— Мать моя,—рѣчь тутъ супруга ведетъ,—
Что это колоколъ намъ такъ поетъ?
Что тамъ священники въ бѣломъ поютъ?
— Мы пріютили несчастнаго тутъ.
Ночью отшелъ онъ въ послѣдній пріютъ.
— Мать моя, гдѣ же мой Наннъ господинъ?
— Въ городъ, родная, уѣхалъ мой сынъ.
Скоро вернется, скучаетъ одинъ.
— Мать моя, въ церковь съ тобой мы пойдемъ,
Въ платьѣ-ли буду я тамъ голубомъ,
Въ красномъ-ли буду сіять, какъ огнемъ?
— Дитятко, мода такая теперь:
Въ черное нужно одѣться, повѣрь.—
Вышли. Открылася въ кладбищѣ дверь.
— Кто это умеръ изъ нашей семьи?
Дочь моя, вдовьи печали твои,
Умеръ супругъ твой, таи не таи.—
Пала скорбящая. Не поднялась.
Въ той же могилѣ, въ законченный часъ,
Къ мертвымъ съ супругомъ она сопричлась.
Встало два дуба, и вѣтви—къ громамъ,
Бѣлыхъ два голубя вснѣжилось тамъ,
Спѣли зарю,—и въ лазурь, къ небесамъ.