Страница:БСЭ-1 Том 60. Холангит - Цянь (1934).pdf/219

Эта страница не была вычитана

Наиболее оригинальное и глубокое выражение гегелевской концепции телеологии дано в философии духа. Эта стадия, будучи высшей, наиболее богатой и конкретной ступенью мировой телеологии, наиболее полно выражает природу духовной основы жизни — ее цель. Т. к. реальное содержание жизни раскрывается, по Гегелю, в истории гражданского общества — в градации его форм: государства, права, нравственности, — то перед Гегелем встала задача  — понять развитие каждой из этих областей как осуществление внутренней цели, предначертанной уже в истоках развития жизни духа. Установка эта требовала проведения совершенно телеологического понимания истории и ее субстрата — человеческой деятельности. Однако, изучая реальные условия исторического процесса, Гегель не мог не заметить, что в действительной жизни целесообразно направленная активность необходимо натыкается на сопротивление и препятствия, порождаемые стихийным разбродом и несогласованностью человеческих действий. Отсюда Гегель вывел самые глубокие идеи своей философии истории: целесообразность исторического процесса в его целом выводится здесь как результат действий людей, далеко не совпадающий с теми целями, к-рые сознательно ставит перед собой каждый индивид в своей личной деятельности. Осуществляя свой интерес, люди тем самым осуществляют еще нечто другое, к-рое хотя и заключено внутренне в этом интересе, однако не заключено в их сознании и в их намерении.

Как было отмечено Лениным, здесь ставится в центре внимания вопрос о реальных условиях целеполагающей деятельности человека со всеми вытекающими отсюда вопросами: об отношении техники к объективному миру, об отношении техники к цели и т. д. (Ленин, Философские тетради, М., 1934, стр. 181—183). В этом своем социально-историческом содержании учение Гегеля о внутренней цели заключает в себе, как показал Ленин, зачатки исторического материализма. Так, утверждение Гегеля, что средство есть нечто высшее, чем конечные цели внешней целесообразности, вело к материалистической по сути мысли, согласно к-рой орудия, создаваемые человеком, переживают непосредственные потребительские цели, в виду коих они были созданы, и т. о. именно в своих орудиях человек оказывается обладающим властью над внешней природой, в то время как в своих целях он скорее ей подчиняется.

Всемирно-историческое значение гегелевской концепции цели состоит, во-первых, в перенесении вопроса о целях в сферу вопросов социальной истории; во-вторых, в диалектическом взгляде на целесообразность как на результат необходимости. Подобно тому как свобода есть познанная людьми необходимость, так и целесообразность социально-исторического процесса складывается, по Гегелю, из необходимости, с какою каждый участник этого процесса действует по внутренним целям, намечаемым его субъективными потребностями и интересами.

Но чем полнее гегелевская схема отражала реальную историю, тем нелепее выглядела гегелевская телеология, согласно к-рой выходило, что вся история мира должна была совершиться лишь для того, чтобы в конечном исходе водворить на землю — как заранее и изначально поставленную цель  — прусское феодально-полицейское «абсолютное» государство со всеми его аттрибутами, в том числе и с обосновывающейэто государство «абсолютной» философией самого Гегеля.

Учение Гегеля о цели было высшей точкой развития телеологии, до какой была способна возвыситься буржуазная мысль. В послегегелевской философии у Шопенгауера, Гартмана (см.) и других понятие целесообразности еще разрабатывается в учениях эпигонов классической философии, однако не только обогащается новым научным содержанием, но обнаруживает все признаки снижения теоретической мысли.

В. Асмус.

Телеология приобретает огромное значение у идеологов современной буржуазии и социалфашизма, особенно у неокантианцев — Коген, Форлендер, Виндельбанд, Риккерт, Макс Адлер (см.) и др. Неокантианцы отбрасывают кантовскую вещь в себе. У них она превращается в предельное понятие, к к-рому стремится познание, как к своей цели, и к-рого оно достичь никогда не может. Коген делит все науки на 2 группы: о природе, в к-рых господствует причинность, и о духе, где причинность также существует, но как подчиненная более высокой закономерности — целевой. Пограничной между этими двумя группами он считает биологию, к-рая хотя и относится к наукам о природе, но выходит за рамки каузальности, поскольку в Пей господствует принцип целесообразности.

Еще сильнее дуализм причинного и целевого объяснения проявляется в общественных теориях неокантианцев. Они различают возможность двоякого подхода к обществу — с точки зрения историко-генетической и телеологической (или историко-эволюционной). Первый подход употребляется напр. Марксом в «Капитале». Но неокантианцы утверждают, что беда Маркса в том, что он всю историю сводит к каузальности. Исторический материализм они трактуют как вульгарный экономический материализм, совершенно отрицающий роль идеологии. С их точки зрения свобода и необходимость несовместимы. Детерминизм, проповедуемый марксизмом, не оставляет, по их мнению, места для цели и активной борьбы за ее осуществление, приводя тем самым к фатализму.

Штаммлер (см.) отыскивает в марксизме противоречие между теорией, фаталистически признающей неизбежность наступления социализма, и практикой, требующей борьбы за социализм. «От этого противоречия нельзя уклониться: раз научно познано, что известное событие произойдет совершенно определенным способом, бессмысленно еще содействовать именно этому определенному способу его наступления. Нельзя основать партию, которая хотела бы сознательно содействовать точно вычисленному лунному затмению. В этом случае остается, только фаталистическое ожидание» (Штаммлер, Хозяйство и право). Отсюда неокантианцы делают вывод, что сознательная деятельность людей не поддается причинному объяснению. Объективные общественные закономерности становятся невозможными. Социальная история есть история целей.

Под целями, к к-рым стремятся люди, неокантианцы понимают не те или иные конкретные цели, но тот идеал, по которому [развивается общество, — категорический императив Канта. Реальное политическое выражение категорического императива  — это Кантово идеальное правовое государство со всеобщим законодательством, примиряющим интересы всех людей. Отсюда-выводится теория «этического