л ео л огней. Сам он решительно становится на точку зрения механической причинности. Спиноза доказывает, что и человеческая воля детерминирована и подчинена причинной закономерности и что действительной целеустремленности нет и в человеческом обществе, не только в природе. В этом отрицании активности человеческой воли сказывается созерцательный метафизический характер спинозовского материализма, оказавшегося поэтому не в состоянии нанести решающий удар телеологии.
Идеализм 17—18 вв. в борьбе против материализма широко использовал телеологию. Уже Беркли (см.) заявил, что вся природа есть не что иное, как предустановленный богом постоянный порядок наших восприятий. Особенное значение телеология приобретает у Лейбница (см.). Механистический порядок природы вместе с пространством и движением, с его точки зрения, представляет лишь внешность, явление, за к-рым скрывается целесообразное действие монад — особых душ-целей. Монада, будучи замкнута в себе, не может подвергаться никакому действию извне и поэтому ее общение с другими монадами и соблюдение ею закономерного строя природы определяются предустановленною гармонией. Каждая монада располагает системой подчиненных ей действующих средств, составляющих ее телесный механизм. В своей совокупности монады образуют стройную систему средств-целей, развертывающуюся от бессознательной материи до высшей монады — бога. Нельзя изучать строение вселенной, не рассматривая цели, избранные мудростью бога, подобно тому, как нельзя понять устройство здания, не уяснив себе целей архитектора. Лейбниц доказывает правомерность телеологии не только в метафизике, но и в физике, ссылаясь на то, что при ее помощи Снеллиус открыл законы отражения света. Реакционность лейбницевской телеологии доказывается его борьбой против Декарта. Положение Декарта, что физика не должна заниматься изучением конечных причин, Лейбниц опровергает не по существу, но лишь на том основании, что оно приводит к философии Спинозы с ее отрицанием бога и утверждением, что все в мире происходит исключительно в силу слепой необходимости. Надо сказать, что в философии Лейбница, поскольку она была учением об имманентном развитии монад, заключалось зерно и более высокого понятия внутренней цели, развитого впоследствии классическим немецким идеализмом.
У эпигонов Лейбница [Хр. Вольф (см.) и др.] телеология опять сводится к антропоцентризму, изображавшему природу приспособленно к практическим, иногда даже мелким и будничным потребностям человека. Высшей идеей этой школы, по словам Энгельса, была «... плоская... телеология, согласно которой кошки были созданы, чтобы пожирать мышей, мыши — чтобы быть пожираемыми кошками, а вся природа, чтобы доказать мудрость творца» (Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 479). Но если в застойной Германии вольфовская телеология прочно проникла в естествознание и основательно в нем укрепилась, то материалистическая философия 17—18 вв., от Спинозы и до великих французских материалистов, развивавшаяся в передовых странах Европы, по словам Энгельса, не подчинилась влиянию этой телеологии и настойчиво пыталась объяснить мир из него самого.В «Системе природы» Гольбаха (см.) борьба механистического материализма против телеологии, начатая Бэконом, Гоббсом, Спинозой, достигает высшей формы, возможной для механицизма. По Гольбаху, антропоморфично не только понятие о целесообразности, но и лежащее в основе его понятие порядка и беспорядка.
«Идея целесообразности мироздания ведет к признанию существа, управляющего природой и наделенного физическими органами наподобие наших» (Система природы, ч. 1, гл. V).
Учение о целесообразности кроме того несет в себе неразрешимое противоречие, т. к. этот устроитель мирового порядка должен быть также творцом и всего неразумного. Более высокий уровень в борьбе французских материалистов с телеологией заключается в том, что для обоснования причинного объяснения мира . (к-рое вообще проводилось ими более последовательно, чем их предшественниками) они широко использовали данные тогдашнего естествознания и пытались дать объяснение не только общей системе мира, но и отдельных деталей.
Но борьба вокруг телеологии в 17 и 18 вв. шла по линии метафизической антитезы: механизма и телеологии. Поскольку механистический материализм не понимал идей развития, постольку он, как и античный материализм, не мог объяснить действительного происхождения целесообразной структуры организмов. Решающий удар телеологии мог быть нанесен только диалектическим материализмом. И несмотря на блестящую критику учения о целесообразности мироздания механистами идеализм продолжает развивать телеологию, отказываясь от явно нелепого антропоцентризма и развивая более тонкое учение о внутренней цели. Энгельс пишет: «... у Канта и Гегеля внутренняя цель означает протест против дуализма», против разрыва причинности и целесообразности, приводящего к разрыву случайности и необходимости. «Механизм (а также материализм XVIII столетия) не может выбраться из абстрактной необходимости, а благодаря этому также из случайности. Для него тот факт, что материя развивает из себя мыслящий человеческий мозг, чистая случайность, хотя и необходимо обусловленная шаг за шагом...» (Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 446).
Бант (см.) пытается примирить телеологическое и причинное понимание целесообразности мироздания. По Канту, в человеческой способности суждения необходимо возникает противоречие: предметы должны рассматриваться одновременно с двух противоположных точек зрения — и как возникшие на основе причинного механизма природы и как возникшие по принципу целесообразности. Кант отбрасывает учение о внешней цели как предполагающей конечную причину, к-рая относится к области «вещей в себе» и поэтому не может быть предметом теоретического исследования. Кажущееся нам целесообразным соответствие внешних явлений природы должно объясняться исключительно из их механической основы. Но в то же время изучение организмов приводит нас к идее внутренней целесообразности, обнаруживающейся в их строении. Эта идея не нуждается в признании божества, так как исходит только от внутренней формы организма и опирается на понятие лишь о возможной цели. Но понятие внутренней целесообразности теоретически недоказуемо, оно может быть принято лишь в ка-
