«облагорожена» («дворянство мантии»), но она никогда не была признана равноправной настоящему дворянству, «дворянству шпаги», которому приличествовала лишь военная и высшая духовная карьера. Должности свои буржуазия покупала. «Дворянство мантии», как и остальная часть французской бюрократии, с течением времени укрепляло свое положение введением наследственности должностей и расширением системы продажи должностей в 17 веке, до превращения ее в истинно общественное бедствие. Абсолютная монархия, постоянно нуждавшаяся в деньгах для своей широкой внешней политики, увидела в этой системе доходную статью. В периоды больших финансовых затруднений правительство прибегало к •созданию множества совершенно ненужных должностей и синекур. Всегда находились люди, к-рые покупали должности, свидетельствуя этим, что в стране имелись накопления, не находившие собственно капиталистического применения. — Еще худшие последствия влекла за собой принятая абсолютизмом система госуд. хозяйства. Все косвенные налоги сдавались на откуп компаниям капиталистов, которые затем при помощи собственной администрации, пользуясь поддержкой и средствами принуждения государства, выколачивали у населения последние гроши и наживали при этом колоссальные суммы, составившие в 17 и 18 веках крупнейшие состояния французской буржуазии. Неслыханные барыши и беспощадные вымогательства этих компаний вызывали порой отпор даже со стороны центральной власти, ко всему привыкшей и ничему не удивлявшейся.
Начинались суды и конфискации имущества у зарвавшихся дельцов, но система продолжала существовать попрежнему, и в трудную минуту правительство снова прибегало к помощи этих крупных ростовщиков, добиваясь у них уплаты вперед за несколько лет следуемой по откупному договору суммы или заставляя их вносить сразу крупные суммы под залог поступлений не только косвенных, но и прямых налогов. В 18 веке эта система превратилась в самый наглый и хищнический, систематический и узаконенный грабеж народного достояния.
Дворянство не гнушалось помогать этому грабежу, получая от откупщиков подарки за высокое покровительство или просто принимая участие в откупных операциях. К этому присоединялась система государственных займов, покрывавшихся в значительной мере из кошелька все тех же откупщиков и «финансистов», что наряду с упомянутыми методами обогащения было важнейшим средством первоначального накопления.
Государство стало грандиозно разросшейся феодальной сеньерией, которая, в добавление к сеньориальной ренте, получаемой хотя и в уменьшенном сравнительно с прежними веками размере отдельными членами класса феодалов от своих держателей, выколачивала при помощи внёэкономического принуждения значительную часть дохода своих подданных в интересах дворянства как феодального класса. Государство распределяло эту добычу самым неравномерным образом, осыпая милостями и пенсиями тех, кто стоял близко к трону и составлял принадлежность «двора», обеспечивая их дополнительной феодальной рентой, распределявшейся централизованно. Неравномерное распределение этих подачек было источником недовольства даже в среде самого дворянства.Дворянство и духовенство как часть того же дворянства были свободны от обязанности платить подати или платили их в самой минимальной степени. Эта система государственного хозяйства, имея в своей основе все усиливающийся паразитизм феодального класса и сраставшейся с ним верхушки привилегированной буржуазии, непосредственно эксплоатировавшей государственный сундук при помощи ростовщических операций, в конечном счете сыграла большую роль в длительном процессе исторической подготовки революционного свержения абсолютизма.
Ростовщический характер французского капитала — явление не только 19 века: он имеет давность по крайней мере четырех столетий от •Жака Кера (см.) (1395—1456) до братьев Пари в 18 веке. Но франц. капитал, наживавшийся на эксплоатации податной системы, не желал уступать голландскому и английскому и на арене колониальных приобретений. Стране навязывалась политика бесконечных войн с испанскими и австрийскими Габсбургами и вековая вражда с Англией за обладание колониями.
Династические войны абсолютизма все больше приобретали характер торговых и колониальных войн. На те же крестьянские массы, которые несли издержки расточительной внутренней политики, всей своей тяжестью ложилось также и бремя этой захватнической политики.
Таковы общие черты «предреволюционной эпохи». Эпоха легко делится на 3 периода: 1) период, последовавший за окончательной территориальной консолидацией монархии при Людовике XI и охватывающий приблизительно весь 16 век — борьба вокруг абсолютизма, закончившаяся, несмотря на неблагоприятные внешние условия (смена династии), полным его торжеством; 2) период расцвета абсолютизма (Ришелье — Людовик XIV), 17 в., и 3) период упадка абсолютизма (18 в.).
16-й век. Революция цен была вызвана притоком из Америки драгоценных металлов, золота и серебра, количество к-рых в Европе увеличилось за столетие (1493—1600) вчетверо (с 7 млн. кг до 27.675.700 кз), а покупательная способность уменьшилась в общем вдвое (Авенель).
Сильнее всего повысилась цена на хлеб (в 3—4 раза) и съестные припасы вообще, затем на сырье и продукты производства, в результате чего сильно выросла цена земли (во Ф. в 1501—1525 гектар пахотной земли стоил 95 фр., а в 1600—317 фр.) и сильно понизилась реальная заработная плата, отстававшая от роста цен на продукты первой необходимости. В интересах господствующих классов правительство пыталось фиксировать максимальные цены на продукты (ордонансы 1567—77) и заработную плату. Революция цен задержала окончательный перевод на деньги натуральных сеньериальных платежей (цена в натуре, так наз. шампар, или терраж, дожила до самой революции) и способствовала развитию половничества как наиболее распространенной формы аренды мелких земельных участков. Понижение реальной стоимости сеньериальных платежей ударило по благосостоянию дворянства. Принужденное нести с 16 в. тяжесть расходов придворной жизни, оно продавало землю буржуазии и зажиточному крестьянству. Так революция цен ускорила процесс передвижения богатства и земельной собственности, намечавшийся уже и раньше. Общий подъем торговли коснулся и Ф. — оживил ее сношения со странами, расположен-
