Страница:БСЭ-1 Том 50. Ручное огнестрельное оружие - Серицит (1944).pdf/79

Эта страница не была вычитана


САЛТЫКОВ (ЩЕДРИН)

герой!", к-рый неуклонно стремится к «истреблению „исконного" врага (а кто теперь не „исконный" враг в глазах прусского офицера?)».

Наблюдения над общественной жизнью современного ему Берлина приводят С. к следуй ющей уничтожающей характеристике города: «Там... где чувство собственного достоинства заменяется оскорбительным и в сущности довольно глупым самомнением, где шовинизм является обнажённым, без всякой примеси энтузиазма, где не горят сердца ни любовью, ни ненавистью, а воспламеняются только подозрительностью к соседу, где нет ни истинной приветливости, ни искренней весёлости, а есть только желание похвастаться и расчёт на тринкгельд, — там, говорю я, не может быть и большого хода свободе».

С. дал также блестящую картину Франции после Франко-прусской войны, после разгрома Парижской Коммуны. Щедринскую сатирич. критику франц. буржуазии Ленин называл «классической» (см. Ленин, Соч., т. X, стр. 238). — К этому периоду 70—80  — х гг.. относится и одно из наиболее значит, произведений С. — «Господа Головлёвы». Иудушка Головлёв — это наиболее яркий тип в сатирич. галле рее С. Иудушка — лицемер и предатель.

Это — Тартюф русской историч. действительности. В Иудушке черты ханжества несравненно сильнее, подлость несравненно глубже. Иудушка страшен. Все свои преступления Иудушка прикрывает тошнотворным елейным многословием. Именно это делает его образ таким отвратительным. Толкая сына на смерть, он напутствует свою жертву возвышенными словами. Образ Иудушки прочно вошёл в литературу. Этот образ с особой силой, меткостью и выразительностью был использован Лениным для характеристики лицемерия, ханжества и предательства врагов рабочего класса. Иудушками Ленин называл меньшевиков, Каутского.

Именем Иудушки . заклеймил Ленин двурушника, предателя, врага сов. народа Троцкого.

В апреле 1884 царское пр-во закрыло «Отечественные записки» как журнал революционного направления. В постановлении особого совещания министров особенно опасной признана была лит. деятельность С. Только широкая популярность С. спасла его от ареста, тюрьмы и ссылки. С. очень тяжело перенёс закрытие журнала, своё политическое и литературное одиночество. Реакция сгущалась. Литература мельчала; революционное народничество вырождалось в мещанский либерализм; бурж. интеллигенция под улюлюканье реакционной печати отрекалась от своих демократии, увлечений, каялась, предавалась «нравственному совершенствованию» по толстовским прописям.

Шла проповедь «малых дел» в противоположность широким задачам и революционным идеям недавнего времени. Правительственная политика возвращалась к открытому крепостничеству, и введение института земских начальников было восстановлением 'зависимости крестьян от местных помещиков. Правда, замечались и признаки общественного подъёма, роста рабочего движения. Возникали забастовки рабочих в Иваново-Вознесенске, ОреховоЗуеве (1885) и др. Образовалась группа «Освобождение труда» и первые марксистские кружки. «И группа „Освобождение труда" и марксистские кружки того времени не были ещё связаны практически с рабочим движением.

Это был ещё период возникновения и упро 152

чения в России теории марксизма, идей марксизма, программных положений социал-демократии» [История ВКП(б), Краткий курс, стр. 17]. В обстановке отступничества и предательства либеральной и народнической интеллигенции С. непоколебимо оставался на позициях революционной демократии. С прежней резкостью он бичевал политич. приспособленчество, оппортунизм, предательство либералов. Он не переставал верить в народ и не сомневался в том, что торжество политич. реакции — лишь временное явление.

Положение С. в литературе было теперь крайне тяжёлым. Закрытие «Отечественных записок» образовало вокруг С. пустоту. Он был объявлен опасным писателем, Но С. не хотел сложить оружия, ему нужна была трибуна. Он вынужден был итти в либеральные «Вестник Европы», «Русские ведомости». Правительство пыталось принудить С. к молчанию и недвусмысленно угрожало журналам, к-рые осмеливались его печатать. Но С. не замолчал, и цензура не решалась прямо закрыть те издания, в к-рых появлялись его произведения. Однако каждое из них проходило через цепь придирок. Либеральные редакторы, с своей стороны, тщательно следили за тем, чтобы сатира С. не навлекла на них административных и судебных кар. Литературная деятельность в этих условиях становилась мучительной. Письма С. за эти годы полны жалоб на невыносимое положение. Но С. считал своё литературное призвание общественным долгом. В очерках, посвящённых русской литературе, в образе литератора Крамольникова С. изобразил себя, свой собственный жизненный путь, свою любовь к родной литературе, к читателюДРУгу. Своё литературное одиночество он выразил в формуле «писатель пописывает, читатель почитывает». С. верил, что придёт другое время, появится другой читатель, и литература примет характер служения народу.

В тяжких условиях реакции 80  — х гг. могучий талант С. не ослабевал. Напротив, он блеснул неувядаемыми сатирич. красками в «Сказках». Цензура останавливалась в бессилии перед произведениями, в которых речь шла о животных — о льве и медведе, о чиже, о карасе-идеалисте, о вяленой вобле и т. п.

Нек-рые сказки были запрещены и увидели свет лишь в нелегальных и заграничных изданиях. Но большинство прошло сквозь цензурные путы и показало читателю прежнего С. с его ядовитой насмешкой над помпадурамимедведями, над робкими карасями-либералами и «премудрыми» пескарями. Публицистич. работа С. продолжалась в очерках «Недоконченные беседы», «Пёстрые письма» (1884—86), «Мелочи жизни» (1886—87). Наиболее крупным произведением этого времени, лебединой песней С., является большая хроника «Пошехонская старина» (1887—89). Этоглубокое, непревзойдённое по своей правдивости изображение помещичьего крепостнического быта. «Пошехонская старина» занимает особое место в русской художественной литературе. По яркости, по художественной силе она не уступает «Детству, отрочеству и юности» Толстого; тургеневским повестям и романам. Но она совершенно свободна от той идеализации, того романтич. флёра, к-рыми всё же окружено у Толстого и Тургенева описание помещичьего быта, пропущенное через призму лирических впечатлений собственного дет-