Страница:БСЭ-1 Том 31. Камбоджа - Кауфмана пик (1937).pdf/151

Эта страница не была вычитана

Учение Канта об антиномиях разума наиболее ярко вскрывает метафизическую основу его философии, с одной стороны, и элементы диалектики в ней — с другой. Антиномии суть субъективные противоречия, существующие не в объективном мире, а только в сознании.

Диалектикой К. называет иллюзии, в к-рые неизбежно впадает разум, когда выходит за пределы своих ограниченных, по учению К., возможностей и пытается судить не о мире явлений, а о вещах в себе. Диалектическое для К. есть ложное, иллюзорное. Вскрыть противоречивость, с его точки зрения, означает доказать неистинность. К. провозглашает  — «разум, бойся диалектики». В своей трансцендентальной диалектике К., в конечном счете, остается на позициях формальной логики. Число антиномий он ограничивает четырьмя. Ленин, критикуя ограниченность Канта, пишет: «У Канта 4 „антиномии". На деле каждое понятие, каждая категория так же антиномична» (Ленин, Философские тетради, М., 1936, стр. 115). Антиномии К. — неразрешимые, мертвые противоречия. Кант не видит взаимопереходов противоречий. Каждое из противоположных утверждений так же правильно, как и другое. Кант, как отмечает Ленин, ссылаясь на Гегеля, не понимал, «что истина свойственна не одному из этих определений, взятому отдельно, но лишь их единству». К. «разрешает» антиномии или тем, что доказывает ложность обоих положений, или тем, что доказывает мнимость их противоречивости.

Но учение К. об антиномиях несомненно является важной ступенью в развитии диалектики. Подчеркивая иллюзорность противоречий, К. тем не менее признает их неизбежность.

Разуму присуще стремление выходить за пределы своих возможностей, и, вследствие этого, он неизбежно приходит к противоречиям.

Диалектика, по К., есть «естественная и неизбежная иллюзия разума. Она с той же необходимостью следует из разума, с какой разум стремится к неограниченному познанию, — стремление, коренящееся в самой его природе. Более того, по этой же причине диалектика никогда не может быть искоренена». Даже несмотря на то, что разум понял обманчивую сущность диалектики, он не может освободиться от нее. Ленин отмечает это значение учения об антиномиях: «Большая заслуга Канта, что он у диалектики отнял „кажущуюся произвольность"» (Лени н, Философские тетради, стр. 98).

В связи с идеями чистого разума К. разбирает, и подвергает критике доказательства бытия бога: онтологическое, космологическое и телеологическое.

К. критикует также психологическую идею о субстанциальности души. Эта идея покоится на смешении единства нашего «я» с неизменной, бессмертной душой. — Все эти идеи чистого разума, не имея соответствия в действительности, т. к. они выходят за ее пределы, обладают тем не менее теоретическим значением, а, гл. обр., значением практическим. Теоретическое значение состоит в том, что научное мышление не замыкается в чистую эмпирику благодаря идее.

«Хотя мы и должны сказать, — говорит К., — о трансцендентальных понятиях разума, что они суть только идеи, теМ не менее мы не станем их считать излишними и ничтожными. Хотя и с помощью их нельзя определить ни одного объекта, тем не менее в основе они незаметно служат рассудку, каноном его широкого и coв. с, э. т. XXXI.гласного с собою применения; правда, он не познает с помощью идей никаких новых предметов, кроме тех, которые познал бы согласно своим понятиям, но все же, благодаря им, он лучше и дальше направляется в своем знании».

Все вообще существующие идеи имеют своим источником потусторонний мир и берут свое начало в главных трех идеях — мира, бога, субстанции души, а затем из них непосредственно вытекают идеи абсолютной свободы и бессмертия. В теоретическом отношении идеи являются регулятивным принципом; в практическом же смысле они должны становиться постулатами. В отношении познания природы, целесообразность все же предполагает целеполагателя; отвергнутый теоретич. бог имеет тем не менее значение, как регулятивный принцип. — «Нельзя не признать, — говорит К., — что учение о существовании бога есть лишь доктринальная вера. В самом деле, хотя в теоретическом знании о мире я не располагаю ничем, что необходимо требовало этой мысли, как основания моего объяснения явлений в мире, и скорее я обязан пользоваться своим разумом так, как будто все есть только природа, тем не менее целесообразное единство является таким важным условием применения разума к природе, что я не могу обойтись без этого предположения, тем более, что в опыте мы находим множество примеров в пользу него. Но для этого единства я не знаю никакого иного условия, которое сделало бы его для меня руководством в исследовании природы, кроме предположения, что высшая интеллигенция привела в такой порядок природу согласно мудрейшим целям. Следовательно, допущение мудрого творца мира есть условие, правда, случайное, но все же весьма важной цели, именно стремление иметь руководство в исследовании природы. Исход моих исследований весьма часто поддерживает пригодность этого предположения, и против него нельзя . найти никаких убедительных соображений; так что, если бы я назвал свое допущение только мнением, я оценил бы его слишком низко.. Даже и в этом чисто теоретическом отношении можно сказать, что я твердо верую в б ог. а, но в этом отношении моя вера, строго говоря, не имеет теоретического характера и должна назваться доктринальной верой, которая необходимо создается теологией природы (физикотеологней). В том же самом отделе философии, принимая в расчет богатые дары человеческой природы и столь несоразмерную с ними краткость жизни, можно найти также достаточное основание для доктринальной веры в будущую жизнь (жизнь человеческой души)».

Если бытие бога, бессмертие души и свобода не могут быть теоретически доказаны, то они также не могут быть теоретически опровергнуты; по этому самому, чистый разум, который выходит за пределы опыта в своем стремлении дать обоснование присущим ему идеям, запутывается в безысходных противоречиях. Отсюда следовало для К., что если теоретически невозможно доказать бытие бога, бессмертие души и свободную волю, то теоретически их нельзя и опровергнуть. Они остаются и должны остаться предметом веры.

Говоря об этих идеях, К. категорически заявляет, что когда он слышит, что какой-нибудь крупный ум задался целью опровергнуть свободную волю, бессмертие души и существование 10