мя дал уничтожающую критику теориям стихийности и самотека и экономическому фатализму, проповедывавшимся экономистами и меньшевиками. Он подчеркивал, что «марксизм •отличается от всех других социалистических теорий замечательным соединением полной научной трезвости в анализе объективного положения вещей . и объективного хода эволюций с •самым решительным признанием значения революционной энергии, революционного творчества, революционной инициативы масс, — а также, конечно, отдельных личностей, групп, организаций, партий, умеющих нащупать и реализовать связь с теми или иными классами» (Ленин, Соч., т. XII, стр. 32).
Проблема исторической закономерности. В
восходящий период развития буржуазии буржуазная историческая наука, несмотря на все свои органические пороки и классовую ограниченность, все же стремилась к более или менее правильному отображению объективного исторического процесса, накопила огромный фактический материал и содействовала значительно более глубокому познанию общественного развития, чем предшествовавшая ей историография Средних веков. Но с момента выступления на историческую арену пролетариата все развитие буржуазной исторической науки в основе своей направляется против марксизма, против материалистического понимания истории. Конкретное историческое исследование и дальнейшее накопление фактического материала (не обобщенного, однако, на основе подлинно научных социологических теорий) еще продолжается; в иных отраслях буржуазные историки дают очень ценные конкретные исследования (см. гл. — Историография в новое время).
Широко разрастаются подсобные исторические науки — археология, архивоведение, источниковедение, дипломатика, нумизматика, эпиграфика (см.) и пр. Совершенствуется техника исторических исследований; в научный оборот вовлекаются новые виды исторических источников, систематически используются архивные и археологические материалы. Количество исторической литературы вырастает до такой степени, что возникает целая наука — историография, изучающая развитие исторической науки, •ее направления, школы и литературу. — Но в целом историческая наука буржуазии вступает в период упадка и загнивания. В ней прочно укореняются исторический идеализм и телеология.
Современная буржуазная наука всячески пытается замаскировать классовую борьбу и решительно отрицает ее значение как движущей •силы исторического развития. Громадный конкретный материал, собранный к этому времени, требовал своей методологической разработки, и вопросы методологии истории (проблема закономерности и причинности, роль личности в истории и т. п.) становятся в центре внимания историков. Одной из главных причин столь усиленного внимания к методологическим вопросам являлась также борьба буржуазных историков против методологии марксизма — против исторического материализма. — Глубочайший кризис буржуазной исторической науки начиная со второй половины 19 в. находит свое наиболее яркое выражение в неспособности ее решить ни одной из этих проблем, в конечном •счете — в сознательном отказе от возможности познания объективной закономерности общественного развития и в сведении истории до уровня только описательной науки, характер 20
ных для большей части направлений в буржуазной исторической науке. Этот кризис, являющийся отражением общего кризиса и загнивания капитализма, сказывается все сильнее и достигает особой остроты в эпоху империализма в конце 19 и особенно в 20 веке.
Для фашистской историографии характерны: полный отказ от научного исследования, отрицание объективности истории, проповедь грубой силы и шовинизма, мистицизма и мракобесия (см. Фашизм), Одним из основных методологических вопросов, на к-ром сосредоточена деятельность почти всех б. или м. известных современных историков и к-рый они оказываются бессильными разрешить, является вопрос о повторяемости исторических явлений, о соотношении общего, особенного и единичного в человеческой истории.
Этот вопрос является, по существу, ключом к пониманию общей закономерности исторического процесса. Одной из специфических особенностей общественной истории является то, что индивидуальное своеобразие исторических явлений в обществе выражено несравненно сильнее, чем в природе. В обществе нет такой правильной и строгой повторяемости явлений, как в природе. Ленин подчеркнул и одобрил слова Гегеля: «„Каждой эпохе свойственны столь своеобразные обстоятельства, она представляет собой столь индивидуальное состояние, что только исходя из него самого, основываясь на нем, должно и единственно возможно судить о ней“». «История учит, „что народы и правительства народа ничему не учились из истории: каждое время для этого слишком инди видуальн о“» (Ленин, Философские тетради, М., 1936, стр. 245). Все исторические процессы протекают в различной конкретной обстановке, и их своеобразие обычно настолько велико, что создается внешнее впечатление об отсутствии в обществе вообще какой-либо повторяемости и закономерности.
На точке зрения отрицания исторической закономерности стоит большинство современных буржуазных историков. Особенно ярко эта линия выражена у неокантианцев [Винделъбанд, Риккерт (см.) и др.]. Они резко разграничивают науки о природе и науки об обществе.
Задача естествознания — найти общие признаки и законы. Идеалом естествознания, по мнению неокантианцев, является механическое понимание природы, сводящее все законы ее к механике. «Естествознание антиисторично, история — беззаконна» (Риккерт). Один из фашистских «теоретиков» О. Шпан заявляет в своей «Философии общества» (1928): «Где законченное, повторяющееся, природное господствует — там нет истории. Падение, согласно закону тяготения, не имеет истории. Из этого следует, что естественно-научное историческое познание внутренне противоречиво и немыслимо». История же, по мнению риккертианцев, имеет своим предметом не общее, а только индивидуальное и единичное, так как история делается людьми, обладающими свободной волей. Задача истории — описывать индивидуальные явления в их неповторяющемся своеобразии. Поэтому никаких общих законов общественного развития установить нельзя. Общественное развитие определяется теми целями, к-рые люди ставят перед собой.
Для неокантианства характерен разрыв между каузальностью (причинностью) и телеологией. В природе господствует механическая
