ской Франции, кровавые расправы вооруженной капиталистами армии наемников над бастующими рабочими свободной и демократической американской республики — эти и тысячи других подобных фактов раскрывают правду, которую буржуазия напрасно старается скрыть, а именно ту правду, что в самых демократических республиках царят террор и диктатура буржуазии, проявляющиеся открыто каждый раз, когда власть капитала начинает, как будто, терять почву под ногами» (Тезисы и доклад о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата на I конгрессе Коминтерна, Собр. соч., т. XVI, 1 изд., М., s. а., стр. 40—41).
Д. р. является той формой политического строя господствующей буржуазии, которая наиболее полно отвечает основным принципам, выдвигавшимся буржуазией — революционным в свое время классом, — как против основ феодального общества с его формальным, закрепленным в законах, сословным неравенством, с его правами-привилегиями, так и против абсолютистского государства с его идеей о том, что власть монарха дана «божьей милостью», с его привилегиями близких ко двору аристократических кругов и пр.
Революционная буржуазия тогда выдвигала идею народного суверенитета [верховенства «народа», являющегося по теории представителей школы естественного права (см.) и договорного происхождения государства источником всех властей], равенства всех перед законом, уничтожения всех сословных привилегий и ограничений, подконтрольности властей «народу» в лице его представителей — депутатов — и утверждала понимание закона как выражения «общей воли», которая стоит свыше всех властей в государстве. Эти юридические принципы, нашедшие свое выражение во французской «Декларации прав человека и гражданина» 1789, представляли собой политическое оформление требований общества товаропроизводителей, которое не могло мириться с наличием крепостной зависимости крестьян, лишавшей городскую пром-сть притока свободных рук, не признавало никаких формальных ограничений свободы оборота для его участников и единственное и необходимое качество для участника рыночных отношений усматривало в способности быть товаровладельцем, способности свободно приобретать и отчуждать объекты товарного оборота. Всякий товаровладелец равен другому товаровладельцу в области формального обладания правами. В условиях рыночного производства даже эксплоатируемый класс, пролетариат, превращается в «товаровладельца», поскольку его рабочая сила продается на рынке на тех же началах стоимости, как и всякий другой товар. Но, освобождая себя как ^сословие» (третье сословие), буржуазия упраздняет все сословия вообще, тем самым закрепляя и окончательно конституируя свою классовую власть. От взоров широких трудящихся масс убираются наиболее наглядные, а потому и наиболее ненавистные признаки неравенства: упраздняется наследственный монарх «божьей милостью», заменяемый избираемым на определенный срокпрезидентом, отменяются законодательные закрепления классовых неравенств в виде сословных привилегий и ограничений и пр.
Все власти объявляются иЙходящими от «народа», и всякий член общества провозглашается свободным и равноправным гражданином (упраздняется самый термин «подданный»). Создается довольно густая и трудно проницаемая для глаза пелена для сокрытия от эксплоатируемых масс действительного положения вещей, т. е. диктатуры буржуазии. Правительства, как писали Маркс и Энгельс в «Коммунистическом Манифесте», — делаются «исполнительным комитетом по делам буржуазии».
Этот последний процесс особенно явственно проявляется в отношениях между законодательной и исполнительной властями.
Утверждая свое господство, буржуазия стремилась всемерно ограничить компетенцию власти исполнительной и ослабить ее значение. Это вызывалось соображением, что при недостаточной прочности нового буржуазного режима исполнительная власть в лице короля и его министров еще крепко связана с побежденным, но не утратившим окончательно своего влияния классом помещиков. Поэтому мы видим, что например франц. конституция 1791 и в особенности республиканская конституция III года (1795) лишали исполнительную власть права законодательной инициативы. Затем начинается ряд переходов от этого положения к обратному, т. е. к лишению права законодательной инициативы парламента (напр. конституция VIII года, конституционная хартия 1814), и в результате борьбы устанавливается формальное равноправие обеих властей в области законодательного почина (например французский закон «об организации властей» 1875).
Установление такого порядка свидетельствовало об окончательном укреплении единовластия буржуазии и о том, что правительственная власть уже находилась окончательно в ее руках. Вместе с тем установление такого равноправия обозначало фактический переход законодательной инициативы из рук парламента в руки кабинета министров. Это преобладание законодательной инициативы правительства даже закрепляется в парламентских наказах, фактически затрудняющих для членов парламента проявление собственной инициативы и облегчающих ее для кабинета. Уже в конце 19 века констатировалось рядом государствоведов, что министры на деле присвоили себе почти монополию права инициативы. Пресловутое «разделение властей», объявлявшееся революционной буржуазией одним из устоев организованного государства (см. например Декларацию прав человека и гражданина, 1789, § 16), таким образом фактически упразднялось сосредоточением в руках кабинета, т. е. исполнительной власти, функций не только правительственных, но и законодательных. Если буржуазии и приходится быть недовольной, то скорее парламентом, чем правительством, ибо парламент, несмотря на все ухищрения избирательных законов и избирательной практики буржуазии, все
