нается и колониальное расширение ахейского племени. Та полоса великих разрушений, к-рая прошла по Криту ок. 1400 (в частности был разрушен знаменитый Кносский дворец), является повидимому результатом завоевания Крита ахейцами. Этой эпохой датируется и неудержимый упадок критской скульптуры, а также бесспорное перемещение центра тяжести культурного и политического верховенства на материк Греции. Одновременно происходит захват Кикладских о-вов. После этого ахейцы устремляются на В. Правда, высказывавшееся несколько раз предположение, что зап. побережье Малой Азии (Иония) было заселено греками именно в эту эпоху, до сих пор чрезвычайно мало подтверждено археологическими данными.
Если это отсутствие данных не простая случайность, то придется заключить, что ахейцы, оставляя пока в стороне Ионию (куда выходили сухопутные дороги с Востока), в первую очередь стали захватывать ближний морской торговый путь на Восток к побережью Сирии и отсюда к Египту: о-в Родос, ю.-в. побережье Малой Азии (Памфилия) и главн. обр. о-в Кипр (важнейшая торговая станция и главное место добычи меди).
Именно этот момент деятельности ахейцев (конец 14 и 13 вв.) отмечен в хеттских документах. Правда, знаменитые «греческие тексты» Богацкейского архива, на значение которых впервые указал Форрер и в которых будто бы упоминаются Ахайя и эолийцы, ахейские цари Атрей, Этеокл, Андрей и даже знаменитый Парис-Александр — царь Илиона-Трои, сделались предметом довольно ожесточенной полемики. Но если во многом толкование упомянутых текстов Форрером и Кречмером оказывается ошибочным и преждевременным, то все-таки бесспорным остается упоминание Ахайи (Ahhi-jawa) и притом, как «великой державы», стремящейся к военному расширению на В. В связи с этим стоит и не подлежащее сомнению упоминание об ахейцах в египетских текстах конца 13 века: при фараоне Мернепта ахейцы в союзе с рядом других «народов моря» (м. б. тирренцами или ликийцами) и с ливийцами производят очень серьезную попытку вторжения в Египет. Но возможно, что этот факт указывает уже не на стремление к колониальному расширению, а на начавшуюся катастрофу ахейской империи и эмиграцию ахейцев под напором «дорического» переселения.
Ахейская держава рухнула (ок. 1200) в результате большого этнического передвижения, захватившего почти весь Передний Восток. Толчком к этому передвижению явилось вторжение иллирийской народности в сев-запади, часть Балканского п-ова. Часть выбитых отсюда фракийских племен (м. пр. и предки нынешних армян) прорвалась на Восток в Малую Азию и здесь разгромила хеттскую империю (может быть ими же был разрушегги «шестой город» Трои); нек-рые из них пытались проникнуть дальше через Сирию в Египет. Жившие в Эпире малокультурные сев. — зап. греческие племена двинулись на 10. и захватили Среднюю Г. (фессалийцы, беотийцы) и почти весь Пелопоннес (дорийцы). Часть вытесненных греческ. племен искала убежища в других местах: м. б.именно к этому времени относится заселение ионийскими элементами зап. побережья Малой Азии — т. н. Ионии.
Историчность этого «дорического переселения» (точнее — переселения сев. — западных племен, в позднейшей легендарной традиции изображаемого как «возвращение» потомков Геракла), оспариваемая рядом исследователей (Белохом, Карштетом), — несомненна.
В пользу нее говорят лингвистические и археологические данные (ряд больших разрушений, относящихся к этому времени), а также ряд крупнейших культурных перемен: распространение железа вместо бронзы, новый тип одежды (с употреблением фибулы), новый тип погребения (трупосожжение), новая «геометрическая» керамика, сменившая микенскую, и т. д.
Греческое средневековье. Эпоху, которая последовала за разгромом больших государств микенского периода (приблизительно 1150—750), принято — по почину Эд.
Мейера — называть греческим средневековьем. Для изучения этого последнего наука располагает, кроме археологического материала, обширным — хотя и весьма спорным — литературным материалом — Гомеровским эпосом. Со времени открытия микенских и потом критских древностей не было недостатка в сторонниках того взгляда, что Гомеровский эпос отражает культуру микенской эпохи. Взгляд этот в такой категорической формулировке надо считать неправильным, т. к. многие бытовые подробности в эпосе (например обряд трупосожжения, одежда и многое другое) явно не соответствуют микенской эпохе. Противоположный — и притом более распространенный — взгляд, согласно к-рому в эпосе отразилась эпоха греч. средневековья, гораздо более близок к истине; но огромная литературнокритическая работа, произведенная над Гомером (подробности см. в статье Гомер), показала, что и этот взгляд нуждается в очень серьезных ограничениях и поправках. Сложность состава поэм, соединение в них старого и нового культурного материала (различное представление о государственной власти, различная система вооружения и т. д.) несомненны. Но мы должны видеть старинное наследие не столько в особых законченных частях Гомеровских поэм, сколько в отдельных стереотипных выражениях, представлениях, образах, по традиции передававшихся из глубокой старины в школе певцов, не говоря уже об основном кадре легенд, созданном несомненно ахейцами в микенскую эпоху. Хотя в Гомеровских поэмах и отразился социальный строй и мировоззрение второй половины греч. средневековья (9—8 вв.), но наличие целого ряда осложняющих моментов (механически не выделенных пережитков старины, намеренной и часто неудачной архаизации, поэтической фантазии) чрезвычайно затрудняет использование Илиады и Одиссеи как источника для истории Г. 9—8 вв. до хр. э. и делает исторический анализ поэм особенно сложным. Анализ затрудняет и социальная ориентация авторов поэм: обслуживая гл. обр. аристократию, они отражают интересы и мировоззрение греч. знати (правда, Одиссея несколько
