левских займах с одной стороны было условием, ускорявшим распадение домениального хозяйства, а с другой — источником образования крупных состояний, связанных с торговлей деньгами, с развитием банкирского промысла. Весьма важно также отметить и тот факт, что это участие было пожалуй основным путем проявления и оформления нараставшего политического значения и влияния ссудного капитала. По законам мимикрии ссудный капитал приобретал оболочку крупного землевладения, связанного с титулами, принадлежащими земельным крупным собственникам. У Юма можно найти жалобу на то, что третье поколение удачливого купца или ростовщика уже пролезает в земельную аристократию. Потребительский же кредит, которым пользовались короли, обычно вел к тому, что земли, обеспечивающие займы как правило переходили к кредиторам.
Среди индивидуальных кредиторов гос. власти докапиталистической эпохи следует отметить две фигуры, богатство которых целиком связано было с государственным же бюджетом. Это — откупщик и различного типа кондотьер. Финансы государства в переходную эпоху долгое время оставались не налаженными так, как этого требовало народившееся денежное хозяйство. На выручку являлись посредники, бравшие на откуп отдельные гос. доходы и наживавшие на этом колоссальные состояния. Солдаты были наемной армией, находившейся в распоряжении того, у кого были деньги на их содержание. Посредники обслуживали королей, давая им в кредит и солдат, и продовольствие, и фураж, наживая на всем этом огромные капиталы. Кондотьеры и откупщики были наиболее частыми кредиторами госуд. власти.
Герой 30 — летней войны, Валленштейн (см.), был наиболее типичной и яркой фигурой в этом отношении. .
Усложнение экономической и политической жизни приводило к тому, что гос. расходы начали принимать такой масштаб, который уже оказывался превосходящим возможности кредита у отдельных лиц. С другой стороны началась «демократизация» накопления, в особенности в городах, в этих денежных островах среди натурально-хозяйственного моря. Появляется много мелких сберегателей, мелких ростовщиков, жаждущих пристроить свои деньги к выгодному помещению. Зарождается выросшая впоследствии крупная социальная группа рантье. Города-республики первые использовали новый источник кредитных возможностей. Это использование приняло форму рентных займов, т. е. таких займов, при которых заимодавец навсегда отказывается от своего капитала за право пожизненного или «вечного» получения определенного дохода. На этой почве возникли такие формы займов, как аннуитеты, тонтины (см.). Так! как король не располагал презумпцией «вечного» кредитора, то стремление мелких капиталистов к участию в выгодных королевских займах получило другую форму. Между королем и нарождающимся рынком встал посредник в лице крупной торгово-финансовой фирмы, или ставившей на королевских обязательствах свой бланк, а для этого часто дробившей крупные обязательства на мелкие, или принимавшей вклады для того, чтобы поместить их в королевские займы. Поэтому можно весьма отчетливо проследить содействие Г. к. образованию и быстрому развитию банкирского промысла и банкового капитала. Внедрение в личный королевский кредит элементов публичности, привлечение к этому кредиту безличной массы мелких капиталистов, посредническая роль торгово-финансового капитала — все это вело к тому, что королевский кредит объективизировался. Эта объективизация получила свое завершение в недрах торгового оборота, когда долговые обязательства стали превращаться в ходовой товар.
С одной стороны данный процесс связан с эволюцией векселя, а с другой — с развитием биржи. Для того, чтобы долговое обязательство стало вполне подходящим рыночным товаром, оно должно было превратиться из именного в предъявительское. Этому помогло посредническое участие в кредите финансовых фирм. Когда же биржи получили значительное развитие, то новый товар не замедлил не только появиться на этом организованном рынке, но и занять там весьма видную позицию. Обращение долговых обязательств на бирже произвело настоящую революцию в области Г. к., т. к. оно превращало всякий гос. долг в бессрочный, в долг по предъявлении. Уже в 16 веке амстердамская биржа весьма ходко торговала заемными обязательствами. Г. к. освободился от личных элементов не только со стороны формального кредитора и дебитора, но даже и держателя облигации, т. к. этот держатель в любую минуту мог по своей воле перестать быть кредитором государства. Больше того, если раньше участие в Г. к. было делом весьма рискованным, то теперь этот риск резко уменьшился. Г. к. получил капита 474
листическую организацию, создавшую ему безграничные возможности и блестящие перспективы. «Государственные кредиторы, — писал Маркс, — в сущности ничего не дают, так как отданные ими в заем деньги превращаются в легко переносимые долговые обязательства, функционирующие в руках кредиторов так же, как будто бы они были наличными деньгами на такую же сумму». — Фактически эти обязательства были порою не только как будто деньгами, но настоящими деньгами. Это было тогда, когда облигации принудительных займов принимались в уплату налогов. Это было и позднее, в эпоху добровольного кредита. Маркс замечает, что «прежде всего система гос. кредита развивалась в Голландии». В Голландии облигации госуд. долгов на предъявителя в 17 в. были уже самым обыденным явлением, и уже в первой половине этого века здесь нехватало облигаций для помещения в них свободных денег. Правительство пользовалось необычайно дешевым кредитом (3%), и облигации гос. займов ходили как деньги. Банки и биржи придали Г. к. такие черты, которые сделали этот кредит одной из наиболее характерных принадлежностей современного капитализма. В Англии история гос. долга начинается с истории Английск. банка.
В докапиталистическую эпоху деньги уже не знали своего отечества, тем более, что их первоначальной сферой особенно оживленного оборота была международная торговля. Средневековые посредники и непосредственные кредиторы охотно ссужали деньги чужеземным владыкам, подобно тому как кондотьеры поставляли наемных солдат всем, кто мог за это заплатить хорошую цену. Но наиболее ярко эта черта проявляется в эпоху раннего капитализма. Голландия не могла исчерпать предложения капиталов внутренним спросом. Кроме того дешевый процент гнал капитал за пределы страны. Поэтому в Голландии уже в 17 веке можно наблюдать черты государстварантье, государства, охотно экспортирующего капитал за свои пределы. Амстердамская биржа делается мировой биржей. Экспорт капитала принимал такие размеры, что правительство, еще не освободившееся от влияния идей меркантилизма, издавало эдикты, запрещавшие голландцам участие в иностранных гос. займах и иностранных акционерных капиталах. Одновременно правительство было напугано необычайным развитием биржевой игры, уже в 17 веке усвоившей все приемы современной биржевой торговли. Т. о. уже в то время Г. к. в отношении своей организации получил все черты, столь знакомые нам по опыту 19 и 20 веков. В дальнейшем увеличивались только масштабы, но никакого «нового слова» в это’й области не было сказано. В 18 веке Англия, Россия, Дания, Франция, Австрия, Швеция, Испания, Саксония, многочисленные мелкие государства были уже должниками Голландии. На этом же рынке обращались обязательства герм. городов, акции горных предприятий Антильских островов, различных колоний Сев.
Америки, мореходных компаний и т. д. В самом конце 18 века мировая госуд. задолженность исчислялась в 596 млн. ф. ст. КО820 мировая задолженность утраивается и достигает 1.530 млн. ф. ст. Основной причиной необычайного роста гос. долга в начале 19 в. был цикл Наполеоновских войн. Страной, использовавшей в это время в большом масштабе могущество Г. к., была Англия. 4
III. Развитие Г. к. в период промышленного капитализма и империализма (до империалистской войны).
~ В течение 19 века Г. к. делается неизбежным элементом, финансовых систем государств всего мира, на какой бы ступени экономического и культурного развития они ни стояли. Поэтому рост госуд. задолженности идет чрезвычайно быстро. Для 1825 мировую задолженность определяли в 38 млрд, фр., для 1850 — в 47, для 1860 — в 56, для 1867 — в 66, для 1885 — в 108, для 1895 — в 136 и для самого начала 20 в. — в 250 млрд, фр. Естественно, что при таком росте Г. к. сделался в 19 веке важнейшим фактором на рынке капиталов. В некоторые годы, напр. в 1894, публичные займы поглотили 87% всей мировой эмиссии ценных бумаг. Перед империалистской войной ежегодная мировая эмиссия всех ценных бумаг колебалась от 15 до 20 млрд. фр. В среднем около 73 этой эмиссии приходилось на долю публичных
